– Мистер Фреймус не может…
– До свидания, – сказал Марко. Он положил руку на плечо Людвигу, а другую сунул в карман. И исчез.
Эмилио Санчес моргнул, не веря своим глазам. Затем выхватил пистолет и, деля пространство на секторы обстрела, начал пятиться.
– А ну прекратите свои фокусы! – рявкнул он. – Иначе девчонке мало не покажется. Немедленно появитесь!
– Достаточно. – Альберт Фреймус вышел вперед. Он был сильно разочарован. Разумеется, темник не ждал, что Эмилио заменит его дорогого Хампельмана, его любимую куклу. Но столь низкого уровня он не ожидал.
Почему Клаус так долго возится с этой девчонкой? Он ему нужен здесь!
– Дальше я сам.
Эмилио склонил голову и отошел в сторону, стараясь держать себя в руках. «Улыбчивый Эмилио», Бритва Санчес, как его называли в колумбийской наркокартели «Черная Роза», никого, ничего и никогда не боялся. Раньше он был уверен, что повидал все в этом мире. До тех пор, пока не поступил на службу к Альберту Фреймусу. Живые мертвецы, чудовищные животные и непредсказуемый, как молния в поле, хозяин – слухи, ходившие о его новой работе, врали. Они не отражали и половины того ужаса, который видел Эмилио. Но когда он подписывал контракт, слухи его не волновали. Где его билет на самолет и сколько ему будут платить – все, что волновало тогда сеньора Санчеса. На хвосте висели и братья Родригес, и боевики ФАРК[26], и наемники ЦРУ, и ему надо было смыться в Старый Свет как можно скорее. Только потом Санчес понял, куда он попал. И порой уже думал, что оказаться в руках Родригесов или даже цэрэушников было бы предпочтительней. Они все-таки люди и его бы просто и по-человечески убили. А вот для Альберта Фреймуса твоя смерть – только начало.
«Надо бы в церковь зайти, поговорить с падре, – озабоченно подумал Эмилио. – Есть в Англии хоть один стоящий священник?»
Глава 19
Дженни и Арвет ехали сквозь снежную тьму. Луч от фар раздвигал ее с усилием, тьма нехотя отступала, выпуская навстречу острые пики елей, колющие глаза блеском серебра, и кусты можжевельника, с натугой поднимающие на покатых плечах белые искрящиеся глыбы.
Дороги не было, было лишь направление – от приюта в ночь и вверх, к черным горам, вписанным гравировальной иглой в мерцающее небо, к горам, с вершин которых кто-то насмешливый метал в них ледяные копья. Дженни сидела позади Арвета, обхватив его руками, ветер задувал ей под куртку колючую ледяную пыль, запихивал за шиворот хлопья снега. Но Дженни было плевать. Рюкзак Йоханны болтался за спиной, она смотрела вперед, щурясь от ветра. Сердце ее пело – она снова в пути, она свободна, и Арвет, Арвет приехал за ней! Она все же не одна, она кому-то нужна. Дженни надвинула капюшон на голову и прижалась к Арвету, чтобы спрятаться от ветра. Ей было все равно, куда ехать, но что-то подсказывало, что на край света путь неблизкий.
Тьма, снег и ветер – вот что запомнила девушка той ночью. Дорога шла вверх и круто петляла по склону. Потом мелькнула табличка на цепи, которая перегораживала дорогу, Арвет резко бросил снегоход вбок, на узкую обочину, обходя заграждение по краю пропасти. Перед глазами пронеслись черные буквы на желтом фоне. Дженни не знала норвежского, но как выглядит закрытая дорога, понимала прекрасно. Очередная граница, которую она перешла, еще один шаг от себя прежней. Она уже почти забыла, каково быть той девушкой. Той, что любила Гэп[27], лакрицу и высокие гетры, которая жила в маленьком цирке и не умела говорить со стихиями.
«Я ветер», – шепнула Дженни, и морозный воздух унес шепот к тонким иглам звезд. Они вышли за пределы расчерченного, обжитого мира и все дальше уходили в первобытную пустоту. Девушка оглянулась. Тьма мчалась следом, хватала за плечи цепкими пальцами, но мотор ревел, снегоход взрывал сугробы, и в пасть тьмы летела лишь ледяная крошка, а они мчались вперед.
Арвет остановился уже сильно за полночь, когда позади давно погасли последние огни и вокруг стояла неразбавленная норвежская ночь. Фары осветили небольшой бревенчатый домик на склоне, спрятавшийся среди елей, распушивших белые широкие лапы. Толстый слой снега лежал на крыше, по краю ее выкручивалась из-под снега береста, закатанная ледяными наплывами.
Дженни поняла, что крыша – земляная, такая же, как в сеттере Торвальдсонов во фьорде. Это ей понравилось, она вообще любила старинные вещи, дома, города, старинных, уже поживших людей. Дженни слезла со снегохода и тут же провалилась по колено.
– Я бы подвез к крыльцу, – сказал Арвет. – Но там камни. Так что придется идти.
Дженни, проваливаясь при каждом шаге почти по пояс, подобралась к дому, взобралась на крыльцо. Расчистила доски. Села, вытянув ноги. Снега в сапоги набилось с избытком, и он слепился в плотные, похрустывающие комки, которые Дженни, не долго думая, принялась выковыривать пальцем. Палец тут же порозовел и предательски заныл.
Арвет заглушил мотор, выключил фары, и ночь на пару с тишиной обступила их. Дженни подняла голову и задохнулась от красоты, обрушившейся на нее. Высокое небо, полное темного хрусталя, вращалось над ней, чуть слышно звеня мириадами осколков, вкрапленных в небесную тьму. Лес вставал за ее спиной, безмолвный, черно-серебряный, строгий. Арвет пошел к ней в темноте, озаряемый лишь светом звезд и темными клубами дыхания. Обстучал ботинки о ступеньку, встал рядом. И замер.
– Эти ели похожи на молитву, – сказал он, когда Дженни уже забыла о том, что он стоит рядом, когда она уже ушла в глубину неба, как рыба, сорвавшаяся с крючка. – Погляди, как они спокойны. Тишина течет в них, как смола. Покой, сосредоточение и простота. Так надо жить.
Он поднялся по ступенькам. Загремел замок, потом затрещала печь, из окна на синий снег лег зыбкий золотой прямоугольник – это Арвет зажег керосиновую лампу, потом потянуло свежим дымом – он растопил печь, а Дженни все сидела на крыльце, уже потихоньку замерзая. Но все никак не хотела уходить. На плечи ей упал спальник.
– Чай еще греется. – Арвет сел рядом.
– Подожду. – Дженни закуталась плотнее. – Как красиво…
– Иногда мне кажется, что я бы мог так прожить всю жизнь, – сказал он. – В таком вот домике, даже без электричества. Мы веками обходились без него. Олени, снега, свобода – все, что нам было нужно.
– Как ты меня нашел?
– Позвонил в полицию, сказал, что ты вещи забыла и что я хочу передать.
– Ясно… – Следующий вопрос девушка не хотела задавать, но он сам сорвался с языка:
– А зачем?
– Хампельман…
Дженни опешила:
– А ты откуда про него знаешь?
– Кристин ему звонила. Сказала, он твой опекун. Это правда?
– Нет.
Арвет поднялся:
– Пойдем в дом, замерзнешь. Там печка.
Он подал руку, помогая подняться, и она пошла с ним по террасе. Спальник тянулся следом королевской мантией, а ее холодные тонкие пальцы грелись в его ладони. И ей не хотелось их вынимать.
– Где мы? – Дженни угнездилась в плетеном кресле возле печки. Она начинала дремать.
– В заповеднике Йотунхеймен. – Арвет присел возле печки и подбросил одно короткое полено. Пламя на миг озарило его лицо. – Летом здесь много туристов. Хайкеры, рыбаки, просто любители пожить в глуши. Тут такая растительность… – Он пошевелил пальцами, вспоминая английское слово. – Среднее между тундрой и лугами. Мхи, кустарники, невысокие деревца. Красиво. Особенно летом.
– Невысокие? – поразилась Дженни. – Да здесь ели больше, чем на Трафальгарской площади под Рождество! А елку туда каждый год привозят из Норвегии.
Арвет улыбнулся:
– Мы еще внизу, в долине Утладален, в ложе реки Утла. Ты же видела большую реку, когда сюда ехала?
– Ревело что-то внизу, – зевнула Дженни.
– Ваш приют в одном из отрогов долины, почти в самом конце дороги. – Арвет погрел ладони. – Дальше нет пути – только пешие треки. Дальше Йотунхеймен. Но мы попробуем проехать днем. Срежем через заповедник и выйдем на трассу 55 в районе Кроссбю.
– А потом?
– Там поймаем машину. Хорошо я придумал?
– Неплохо, – признала Дженни. – А откуда у тебя ключи от домика?
– Я его арендовал.
– А деньги откуда? – пытливо прищурилась Дженни. – Снегоход, домик – все это недешево, в канун Рождества-то! Сказка, да и только.
– Заработал! Ну… и папа немного выдал. На Рождество. Хотел, чтобы я как следует отдохнул. С Бьорном повеселился. Вот уж оторвались мы с ним…
– Я не думала, что ты вернешься за мной, – прямо сказала девушка.
– Ты не слишком доверяешь людям. Даже тем, кто спас тебя. Дважды.
– Жизнь отучила. – Дженни потянулась. – Но ты меня спас, это верно. Я могла замерзнуть насмерть. А ты бы оплакивал мое хладное тело, когда нашел? А?
Последние слова она бормотала, уже перебравшись в кровать и опускаясь в сон.
Арвет посидел немного, ожидая, пока она заснет окончательно, и накрыл ее еще и пледом. Встал у окна с керосиновой лампой и зашептал слова молитвы – такие простые, знакомые и понятные.