– Ой, моя пропажа нашлась! – радостно воскликнула Кристина, с трудом вытащив из щели иголку. Немного полюбовавшись на свою любимицу, Кристина вдела в неё шёлковую нитку, воткнула в бархатную подушечку, переплела несколько раз ниткой и сказала:
– Надеюсь, иголочка, что больше я тебя не потеряю! Ведь ты мне дорога как память о моей любимой бабушке!
Иголка была тоже рада и вся светилась от счастья.
Как и раньше, в салон приходили клиентки и, забирая свои заказы, по-прежнему нахваливали модистку:
– Ах, Кристина, какая вы мастерица! У вас золотые ручки! Какие чудеса они творят!
– Ну что вы! – улыбалась модистка. – Это всё мои помощники да волшебная иголочка!
И серебряная иголка уже не кричала, как раньше: «Это я! Я – волшебница!» – потому что теперь она отлично понимала, кто на самом деле творит чудеса. С нитками она больше не враждовала, а с обычными иголками помирилась.
В мастерской Кристины воцарились мир и покой.
Два одуванчика
Ольга Лаврентьева
с. Новый Быт, Чеховский район, Московская область
На голове у одуванчика было много-много лепестков. Это были его детки. Не правда ли, странный способ растить детей – на голове. Странный для нас – людей, но только не для цветов. Оказывается, все цветы растят деток на голове. Судя по тому, сколько было лепестков у одуванчика, его смело можно назвать многодетным родителем. Он заботился о каждом из них с усердием. Начнём с того, что каждому лепестку он давал имя. И, конечно, имена должны быть не повторяющимися.
Как только на свет Божий стали появляться лепестки, одуванчик с энтузиазмом давал им самые красивые и звучные имена. А их появлялось всё больше и больше, и энтузиазм у одуванчика постепенно иссякал. С появлением на макушке последних двух малюсеньких лепестков благозвучные имена закончились. И одуванчик назвал их Няк и Пук.
И, как вы думаете, они расстроились? Ничуть! Во-первых, никто из лепестков не знал, что эти имена смешные. Во-вторых, даже если бы и знали, они бы не стали смеяться и дразниться. Потому что у них были возвышенные и красивые отношения, одним словом – цветочные.
Лепестки не скучали на голове у одуванчика. Днём солнышко грело им спинки, ветер обдувал их. К ним в гости прилетали божьи коровки, шмели и бабочки. Они щекотали их усиками и хоботками и утюжили их брюшками. А на ночь одуванчик запирал их в чашелистике. По ночам цветы тоже спят.
С каждым днём лепестки взрослели, росли не по дням, а по часам, как сказали бы в старинной сказке. И одуванчик готовил их к взрослой жизни.
– Вы скоро улетите с моей головы, – говорил он. – Кто далеко, а кто-то поселится рядом на том же лугу. Главное, чтобы вы нашли своё место. Но есть места, где одуванчикам не стоит селиться, например, в лесу. Конечно, одуванчик в лесу вырастет, но там ему будет не хватать солнышка. Ещё хуже, если вы залетите в реку, на реке одуванчики не растут. Если вы попадёте туда, постарайтесь побыстрее прибиться к берегу. И тогда можно поселиться на берегу реки. Но самое страшное место – это вон тот сад возле луга, – и одуванчик показал на красивую ажурную ограду недалеко от них. – Все одуванчики, которые туда залетали, исчезали бесследно.
Мария Кучеренко, 11 лет
Пук и Няк старательно вытягивались, пытаясь увидеть за спинами старших братьев родной луг, но ничего не могли разглядеть. Они с грустью глядели в небо и старались представить себе то, о чём говорили старшие.
– Да, да, – говорили крайние лепестки, – мы видим лес. Какой он большой и тёмный!
– А где река? – спрашивали другие.
– Вон та голубая лента, которая огибает наш луг.
– А вон тот сад… Неужели он так страшен? – говорили третьи.
И вот наступил день, когда надо было лепесткам улетать с головы родителя.
Рано утром одуванчик свой чашелистик, и на свет показались уже не нежные жёлтые лепестки, а твёрдые загорелые семена. Они торчали из головы одуванчика, как медные гвоздики, только без шляпок, а вместо них каждая семянка имела белый парашютик. Пук и Няк очутились на самом верху округлившейся головы. И они наконец-то увидели родной луг, лес вдалеке, реку, поля, огороды и недалеко тот самый сад за оградой.
– Ух ты! – захватило дух у Пука. – Какой прекрасный луг, как много белых пушистых шариков!
– Где же мы поселимся? – спросил Няк. – Тут так много таких, как мы.
Подул ветер. Он сорвал с головы одуванчика семена с парашю-тиками. Пук и Няк, взявшись за руки, поднялись над лугом.
– Давай поселимся где-нибудь вместе, – предложил Пук.
– Давай, – сказал Няк.
Тут ветер понёс их в сторону сада.
– Ох, нет, только не сюда! – испугался Пук.
– А посмотри, как там красиво! – заметил Няк.
За кованым красивым забором на каменном основании, в глубине сада, был дом, а перед домом росли цветы. Это были не одуванчики. Пуку и Няку они показались фантастической красоты. От них исходило благоухание, которое проникало даже за ограду на луг.
– А почему бы не поселиться нам здесь? – предложил Няк.
– Нет, давай не будем, разве ты не видишь, что здесь нет ни одного одуванчика?
– Ну и что, мы будем первыми, – сказал Няк. – На лугу и без нас одуванчиков хватает.
Пук молчал. Конечно, ему очень хотелось поселиться в этом прекрасном саду, но он помнил слова родителя. Но Няк продолжал уговаривать:
– Давай поселимся там, на краю зелёной лужайки. Мы будем рядом с этими прекрасными цветами.
– Нет, – сказал Пук и потянул его прочь от сада. А Няк потянул в свою сторону. Так они тянули друг друга, пока их руки не разомкнулись, и братья опустились на землю с разных сторон ограды.
– Няк, Няк! – кричал Пук. – Где ты? Я тебя не вижу!
Но каменный фундамент забора разделил их. Няк не отзывался…
Шло время. Пук вырос и превратился в настоящий одуванчик. И как только его голова стала заглядывать за фундамент забора, он стал высматривать своего брата и звать его. Но тот по-прежнему не отзывался. И вот он увидел на краю лужайки чахлый одуванчик.
– Послушайте, уважаемый одуванчик, Вы случайно не видели моего брата? Его зовут Няк.
– Не называйте меня одуванчиком, – сквозь зубы, стараясь, чтобы никто не слышал, ответил тот. И тут Пук узнал голос Няка.
– Няк, это ты, извини, я не узнал тебя.
– Прошу обращаться ко мне «Сэр», – холодно ответил Няк.
– Ты что, забыл меня? Ведь это я – Пук, твой брат.
– Послушай, ты, уродливый толстый одуванчик с большой и плоской головой, я тебе не брат. Я живу среди благородных трав и цветов и тоже скоро стану благородным.
– Ты совсем потерял голову, Няк!
– Она мне не нужна, здесь все без голов, и я тоже. Что толку в твоей голове, ты каждый год надрываешься, выращивая эту кучу семян. Седеешь, потом лысеешь, а осенью превращаешься в дряхлого старика. А я даже осенью свеж, зелен, молод, потому что мне каждую неделю делают стрижку.
– Ну и что, что я старею каждую осень, весной-то я опять молодой.
Но Няк повернулся к нему спиной и больше не разговаривал.
Жизнь по обе стороны забора протекала по-разному. В саду садовник чистил дорожки, поливал и стриг газон, убирал листву и обрезал кусты и цветы. Изредка приходил хозяин, ругал садовника, показывал в сторону Няка и говорил «Сорняк». Няку слышалось его имя, и он радовался, что его знает сам хозяин сада.
А на лугу пели птицы, стрекотали кузнечики, жужжали шмели и пчёлы, паслись козы и коровы, девочки плели венки, а ребята бегали, стряхивая парашютики с одуванчиков.
– Пух, пух! – кричали они. Пуку слышалось его имя, и он радовался, что его знают все в округе.
Капля света
Вера Лопатина
с. Матвеевка, Хабаровский край
Время к вечеру клонилось.
Солнце с горочки спустилось,
Распахнуло ночи зонт
И ушло за горизонт.
Брызнув в небо яркой краски,
Улеглось, закрыло глазки,
Повернулось на бочок
И зевнуло в кулачок.
А когда оно зевало,
Каплю света потеряло.
Словно малая звезда,
Полетела в никуда
Капля солнечного света
И, сверкнув, упала где-то
Возле речки, на лугу,
На высоком берегу.
А в траве жучок крутился.
Он, бедняжка, заблудился.
Настя Шишигина, 8 лет
Страшно, страшно одному
В темноте летать ему.
Вдруг среди пушистых тучек
Появился ясный лучик,
Пролетел по синеве
И пропал в густой траве,
За кустом чертополоха.
– Ой, как плохо!
Ой, как плохо!
С неба шлёпнулась звезда!
У звезды сейчас беда!
Полечу я на подмогу.
И отправился в дорогу
Славный маленький жучок;
Зацепился за сучок,
Покарябал веткой спинку,
Налетел на паутинку,
Закричал со страху:
– Ох!
И упал в чертополох.
А под ним, на дне кювета,
Капля солнечного света
Рядом с лужицей лежит
И отчаянно дрожит.
Подхватил он капелюшку
И, прижав покрепче к брюшку,
Полетел за облака.
А дорога далека.
Но летел он. Выше. Круче.
Долетел до чёрной тучи,
Закричал:
– Прощай, Звезда!
Возвращайся иногда! —
И швырнул звезду он смело.
Но… звезда не полетела.
От рывка завис жучок,
Закружился, как волчок,
На ветру закувыркался,
Испугался,
Разжужжался:
– Вот липучая Звезда.
Неужели навсегда
Подцепил я каплю эту?
И теперь, словно комету,
Видят все меня вокруг.
Хорошо – увидит друг.
Ну а если враг увидит?
Он тогда меня обидит.
Он же съест меня тогда!
Вот несчастье! Вот беда!
Спрятался жучок в канавке,
Загрустил, укрывшись в травке:
– Но с другой-то стороны,
Ведь и мне враги видны.
Поднялся жучок над лугом,
Посмотрел вокруг с испугом;
Видно всё, как в ясный день,
И реку, и старый пень,
И зелёную лягушку,
И заснувшую кукушку,
Паутинку и сучок…
Прилетел домой жучок.
Собрались жуки, жучишки,
Папы, мамы и детишки,
Стали ахать:
– Как светло!
Вот жучишке повезло!
Только вдруг, с лучом рассвета,
Стала гаснуть капля эта,
От жучка оторвалась,
В небо синее взвилась,
Померцала, померцала,
Померцала и… пропала.
Пригорюнился жучок,
Съёжился, как старичок.
Улетела капля света,
В небесах гуляет где-то.
Катя Сахоненко, 13 лет