– Санёк! Санёк! – это Петька меня догнал. – Ты что, обиделся? Да брось ты, в самом деле! Я ж не со зла! Просто мой папа говорит, что пора повзрослеть. У нас с тобой возраст уже солидный – семь лет! Вот я тебе иллюзии и убираю.

– Себе убирай! – буркнул я в ответ на Петькину тираду, но на душе стало чуть легче. Не хватало мне под Новый год с Петькой поссориться! Уж тогда и вовсе никакого праздника не получится.

– А пойдём на наше место, – предложил Петька, – посмотрим, как там Рыжик.

Рыжик – это дворовый пёс. Он почти наш – Петькин и мой. Почти – потому что

мамы нам его «заводить» не разрешают, но мы с Петькой часто навещаем Рыжика и считаем его своим.

– Пойдём, – сказал я, – у меня для Рыжика как раз бутерброд припасён.

От того, что я согласился идти, Петька сразу повеселел. Улыбнулся и руку мне протянул:

– Мир?

– Мир, – согласился я и подал руку в ответ.

Во дворе, где обитает Рыжик, есть детская площадка: песочница, горка, карусель, но главное – две качели. Качели стоят рядышком – очень удобно. Летом, когда все малыши расходятся по домам и площадка остаётся в нашем с Петькой распоряжении, мы можем часами разговаривать, сидя на качелях. Зимой на площадке редко кто появляется. Качайся – не хочу. Да только долго не покачаешься, минут пятнадцать от силы, а потом мороз тебя быстренько домой проводит. Но на этот раз мы с Петькой побили рекорд. То ли в честь нашего примирения, то ли потому что, не найдя Рыжика, не сговариваясь решили его дождаться, но прокачались мы на качелях целых двадцать четыре минуты, я засекал. А когда пошла двадцать пятая, я не выдержал:

– Всё, Петруха, ты как хочешь, а я домой!

– Да-а-а, – задумчиво протянул Петька, – жаль, что я не снеговик! Стоял бы себе на ветру довольный, льдинки щёлкал да снежинки ртом ловил. И никакая ангина не страшна!

И в этот момент налетел внезапный порыв ветра. Где-то вдалеке ухнул филин, а в моей голове отчётливо прозвучала мысль: «Сейчас произойдёт что-то необычайное!»

В том, что я это почувствовал, ничего странного не было. Такое со мной происходило уже не раз. Это предчувствие-знание я назвал «волшебные волны». К примеру, печёт мама торт – вроде бы обычное занятие, – но по мере приготовления из кухни разрастается «волна волшебства», так что мне наперёд известно, какой торт у мамы получится – вкусный или просто волшебный. Или вызывает Вера Петровна к доске кого-нибудь из одноклассников, а я, благодаря своим способностям, точно знаю, выучил человек урок или нет. Потому что от того, кто знает ответ, «волны» прямо кругами расходятся, и не заметить их невозможно. Точно так я на девяносто девять процентов могу предсказать результат футбольного матча. Выбегают игроки на поле, а результат игры уже предрешён. И никуда от этого знания не спрячешься. Только про эти свои умения я Петьке говорить опасаюсь. У него мама – физик, папа – физик, брат на четвёртом курсе физмата учится, и Петька всё происходящее всегда объясняет исключительно с физической точки зрения.

Но «волна», которая только что накатила, была какая-то особенная. Она распространилась с бешеной скоростью, казалось, ещё немного – и сбила бы меня с ног. «Волна» заполнила собой всё пространство и обвалилась стремительно, внезапно. Ощущение было настолько пронзительным, что меня даже в пот бросило. Я посмотрел на Петьку и обмер. Друг мой на глазах превратился в снеговика! Ноги – снежные шарики. Туловище и голова – два снежных кома. Руки – ветки. Глазки – чёрные угольки. И последний штрих: нос – морковка. От прежнего Петьки только лыжная шапочка на голове осталась.

– Пе-тя! Пе-тю-ня! – прошептал я. – Ты как?

От неожиданности я мог разговаривать только шёпотом. Видимо, та же неожиданность подействовала на Петьку гораздо сильнее, чем на меня, он вообще перестал разговаривать.

– А он тебе ничего и не ответит, – раздался голос откуда-то снизу. Я опустил взгляд и увидел Рыжика. Говорящий Рыжик меня не удивил. После шока, который я только что испытал, говорящая собака показалась мне чем-то естественным.

– Почему? – поинтересовался я у Рыжика.

– Потому! – сказал с умным видом Рыжик. – Потому что у него рта нет!

Я посмотрел на Петьку. И точно. Рта у Петьки-Снеговика не было.

– Что же делать? – обратился я к Рыжику.

– Ну, ты как маленький, – продолжал умничать Рыжик. – Приделать, конечно!

– Из чего?

– Ну хотя бы из рябины.

Я огляделся по сторонам и увидел неподалёку дерево рябины.

– Я сейчас, – сказал я, обращаясь то ли к Петьке, то ли к Рыжику.

Побежал к рябине, сорвал гроздь с дерева и, быстренько вернувшись обратно, соорудил рот снеговику.

– Так хорошо? – спросил я Рыжика.

– Хорошо, но только ненадёжно! – ответил тот.

И тут заговорил Петька, вернее Снеговик:

– Почему это ненадёжно?

– А потому что воробьи склевать могут, – сказал Рыжик. – Уж сколько я такого перевидал. Стоит снеговик, никого не трогает, а тут бац – воробей! Подлетает – и ягоды как не бывало!

– Так ты же мне эту рябину сам посоветовал, – возмутился я.

– Да, посоветовал, – грустно сказал Рыжик, – так это же для того, чтобы вы быстрее поговорить смогли. Просто на будущее приделай ему рот из атласной ленточки или ещё из чего понадёжней. Вот делай людям добро! Никто никогда спасибо не скажет! А я вообще и уйти могу!

– Не-не-не. На какое это будущее? И куда ты собрался?! Ты уж, Рыжик, теперь от нас ни на шаг не отходи. Нам без тебя никак! И вообще-то мы здесь тебя ждали, чтобы бутербродом угостить, – сказал я и достал бутерброд для Рыжика.

– Ладно! – примирительно сказал Рыжик. – Останусь.

Петька тем временем привыкал к своему новому облику. Опробовал свои новые ноги, присев несколько раз. Потом повертел руками-палками в разные стороны. Вытащил и внимательно осмотрел со всех сторон свой нос-морковку. Вставил обратно и сказал:

– Ничего так! Функционирую!

– Физик – он и есть физик, – возмутился я. – Ты хоть удивлён?

– Ещё бы! – нервно хохотнул Петька. – Если бы снеговики умели падать в обморок, то я давно упал бы от удивления.

– А некогда в обморок падать! – сказал Рыжик, который к тому времени уже умял бутерброд. – Вам решать надо.

– Так, – отозвались мы с Петькой в один голос. – А что решать-то?

– А то! Во-первых, почему это Петька из мальчика в Снеговика превратился. Во-вторых, желает ли он навсегда в таком обличии остаться. Времени у вас очень мало. Если до двенадцати ночи Петька в мальчика не превратится, то быть ему снеговиком на веки вечные, – торжественно произнёс Рыжик.

– Я что, похож на дурачка?! Не желаю, конечно, – возмущённо сказал Петька.

– Не на дурачка, а на Снеговичка, – грустно пошутил я. – А как Снеговиком стал? Вслух желание произнёс – и «оп-ля!»

– Ага! – задумчиво произнёс Рыжик. – Так ты, Петя, получается, письмо Деду Морозу не писал.

– Не писал! – подтвердил Петька-Снеговик. – И не собирался.

– Ну что ж, тогда всё ясно. Раз письмо не написано, значит, Дед Мороз решил сделать тебе подарок без письма, в виде исключения! – продолжил свою мысль Рыжик.

– Хорошенький подарочек! – возмутился Петька-Снеговик. – Да кто его просил?

– Да ты же и просил, – сказал я. – Кто сказал: «Жаль, что я не снеговик»?

– Санька, ты думай, что говоришь, – постучал себя по лыжной шапочке Петька. – А вдруг и тебя в Снеговики запишут?

– Не переживай, не запишут. Я ведь письмо Деду Морозу уже давно написал.

– А это мысль! – сказал Петька. – Надо найти того, кто письмо Деду Морозу ещё не писал.

– Точно! – подхватил я. – И пусть загадает, чтобы ты стал снова Петькой.

– И где же это вы такого простачка найдёте, чтобы он своё новогоднее желание непонятно на что перевёл? – спросил Рыжик.

– Ну, насчёт простачка – это ты загнул, – сказал я. – У нас в классе взаимовыручка знаешь какая? Мы друг за друга стеной стоим. Вот был случай…

– Подожди, подожди, – сказал Петька, – про то, какие у нас ребята дружные, ты уж как-нибудь потом расскажешь. А сейчас выяснить надо, кто из наших письмо Деду Морозу не написал.

– Так это проще простого, – сказал я и рассказал Петьке про свои умения. Ну, про то, как я «волшебные волны» чувствовать умею.

– Ну хорошо, допустим, ты всё это умеешь, – сказал Петька. – А как ты почувствуешь, было письмо Деду Морозу или не было?

– Ой, ну какие же вы, снеговики, непонятливые, – встрял Рыжик. – В канун Нового года как раз все желания, про которые в письмах писали, исполняются. А с Санькиным умением всего-то и надо подойти к дому, где живёт человек, и прислушаться, идёт «волна волшебства» или нет. Если идёт – письмо, значит, написано и желание исполняется. А если нет «волны», значит, не писали там письмо. Вот так-то!

– А как же мы эти «волны» различать будем? Ведь в доме-то не один человек живёт, а несколько, – поинтересовался Петька.

– Вот об этом ты не беспокойся. За время учёбы я так научился различать «волны» наших одноклассников, что никогда не спутаю, где чья, – ответил я.