— Ну, всё! Мне пора! Нокойной спочи!

Утром Плакса взялась за дело. Она села на шмеля и полетела искать самую спелую сине-фиолетовую сливу. А найдя воткнула в неё палочку и стала летать вокруг. Плакса летала долго. Голова кружилась. Она поглядывала на своих подруг, которые делали такую же работу рядом. Мямля откручивала грушу, Пуся вишню.

Только Закавыки нигде не было видно. Вечером фрукты попадали на землю, а уставшие фруечки полетели спать.

На следующее утро Плакса начала распиливать сочную сливу на небольшие части. Отрезанные ароматные кусочки она уносила в домик. Два дня трудилась фруечка, наконец, все комнаты её домика были завалены коробками, корзинками со сливой. Подруги тоже не отставали.

Только ранним утром на пятый день Плакса стала готовить сладкий сироп для варенья. Она мыла кусочки сливы под чистой, заранее припасённой родниковой водой и складывала в сироп. Вечером варенье было готово. Оно было бордовым, тягучим и таким вкусным, что Плакса заплакала от счастья. Облизав сладкие пальчики, фруечка разлила варенье по банкам, подписала каждую: «Слива для Пуси», «Слива для Мямли», «Слива для Закавыки», «Слива для меня», и полетела к Мямле на шмеле.

— Посмотри, м-м-м, какое варенье у меня получилось, — задумчиво проговорила Мямля, показывая на банки золотисто-оранжевого цвета. — Я уже попробовала. В-вкусно. По банкам тоже разлила. Теперь нужно разнести всем по д-домам.

— Привет! — в дверь заглянула Пуся. — Ой, уже сварили! А я всем вишнёвое варенье разношу. Ничего себе получилось. Но послушайте, мне покоя не даёт Закавыкино сложное варенье! Побежали посмотрим! Что это за варенье такое?

— В-верно! Давайте!

Фруечки отправились к подруге. Дверной колокольчик тренькнул, и Закавыка выглянула в окно.

— Ах! — только и смогла сказать она, сразу задёрнув занавески в весёлый цветочек.

— Что, ах! — весело ответила Пуся. — Мы пришли попробовать твоего сложного варенья!

— Мы не могли дождаться приглашения, и пришли сами, — взволнованно сказала Плакса. — Научи и нас его делать.

Фруечки вошли в дом и увидели много пустых банок и таз с горелым сахаром, рядом с которым скромно лежала одна розовая ранетка. Подруги с недоумением посмотрели на Закавыку.

— Ты что? Никакого варенья не стала варила?

Закавыка молчала.

— Может быть ты, м-м-м, не умеешь варить варенье? Закавыка бросилась на кровать и уткнулась в подушку.

— Так ты просто хвасталась и обманывала?

Фруечки переглянулись, поджали губы и насупили брови. Закавыка заплакала от стыда. Ей было очень плохо. Она действительно не умела варить варенье, но любила его кушать. Закавыка сама была не рада тому, что расхвасталась вчера и не смогла остановиться.

— А-а-а, — безутешно плакала Закавыка.

Фруечки, рассердившись, вышли из домика, но не улетели, а остались на крылечке.

— Знаете, а мне её жалко, — вдруг сказала Плакса. — Давайте её утешим.

— Д-давайте, — вздохнула Мямля. — И расскажем, как делать варенье.

— Ой, лучше покажем и угостим, — подхватила Пуся, и фруечки вернулись к подруге.

— Не плачь, Закавыка, мы научим тебя делать варенье!

— Вытирай глазки, м-м-м, и помогай, — погладив Закавыку по голове, сказала Мямля и обратилась к подругам, — Вы з-знаете, я кое-что придумала, — промямлила Мямля.

— Ну что ты там мямлишь? Что придумала-то? — засмеялась Пуся.

— Я никак не могла забыть это сложное з-закавыкино варенье. «Ну из чего же она его делает», — думала я. И, кажется, придумала. Мы его всё-таки попробуем сделать…

— Это как?

— Мы сделаем сложное варенье не из одного фрукта или ягоды, как всегда, а сразу из н-нескольких.

У Пуси округлились глаза:

— Ой, а так разве можно?

— А у нас получится? — забеспокоилась Плакса.

— Давайте, м-м-м, попробуем.

Уже через несколько дней фруечки гордо поставили на веранде банки с вкусным и необычным вареньем, которое никогда раньше не делали. Все банки были аккуратно подписаны: яблочно-черноплодное, сливово-ореховое, вишнёво-яблочное, грушево-сливовое.

— Спасибо вам, что не обиделись на меня, — сказала Закавыка, поглаживая блестящие банки. — И научили варить варенье.

— И тебе спасибо, — хором ответили фруечки.

— А мне за что?

— Если бы не ты, разве бы мы догадались сделать СЛОЖНОЕ варенье!

— Не знаю, — задумчиво сказала Плакса, расчёсывая чёрные кудряшки. — Я ни с чем удивительным в жизни не встречалась. По-моему, это всё сказки. Нет ничего необычного.

— А я верю, что есть, — ответила мечтательно Мямля. — Иногда необычными, м-м-м, могут быть самые обычные вещи.

— Ну что, например? — выпятив губу, спросила Закавыка. Мямля мялась с ответом.

— Вот сама не знаешь, а говоришь.

Закончился день. Фруечки устали. С самого утра они боролись с гусеницами, скатывая лохматых недругов в колечки и сбрасывая с деревьев вниз.

— Уползайте в траву! Нечего листочки наших деревьев обгладывать, — топала ногами Закавыка. — Кусаконожки обжорные! Пухлостенки противные!

Это была давняя борьба. С бабочками фруечки дружили, а вот гусениц, из которых те появлялись, терпеть не могли за прожорливость.

Фруечки очень устали за день.

— Всё. Спать хочу, — зевая, сказала Закавыка. — У меня уже кучки в глазах.

— Г-глаза в кучку, — поправила Мямля.

— Ну, да.

— Пора спать.

И фруечки разошлись по домам. Плакса ещё немножко посидела у зеркала, расчёсывая кудряшки, она очень любила ухаживать за своими волосами. Потом, зевнув, легла в свою мягкую кроватку и сладко заснула. Просыпалась Плакса рано. Вот и сейчас она открыла глаза, но не сразу поняла, что проснулась. Кругом было белым-бело.

— Что случилось? — проговорила Плакса. Она села на кровати и ничего не увидела за окном. Словно снаружи повесили белоснежную занавеску.

Плакса протянула руку и поводила ей, пытаясь отодвинуть белый занавес. Но рука ничего не коснулась.

— Мы утонули в молоке? — спросила себя Плакса.

Она вышла по лиловому коврику на веранду и посмотрела кругом. Всё исчезло, словно и не было никогда. Остался только шелест, шёпот и скрип.

— Эй… — тихо сказала Плакса и опять вытянула вперёд руку. — Есть кто-нибудь?

Её пальцы на руках стали едва различимы. Фруечка сделала несколько шагов назад и вернулась в домик. Затем взяла чайник, высунулась в окно и стала им размахивать, собирая воздушное «молоко». Но когда она посмотрела внутрь чайника, в нём ничего не оказалась.

— Может, это просто сон? Нужно ущипнуть себя. Так всегда делают, когда хотят проснуться.

Плакса ущипнула себя, ойкнула, потёрла больное место и решила всё-таки узнать, в чём утонул фруктовый сад и остался ли здесь ещё кто-то кроме неё. Переходя с листика на лист, она думала:

— А что если все пропали, и на свете осталась только я? Что я буду делать тогда? С кем разговаривать? К кому ходить в гости? Наверное, от постоянного молчания я стану немой.

Фруечка оглянулась. Крона сливы исчезала где-то в белой дымке. Слёзы навернулись на глаза. Но фруечка потёрла их кулачками и сказала вслух:

— Я не буду молчать. Я буду говорить вслух. Как всё странно. Вроде бы это моя слива… А вроде бы нет. Моя была не такая большая. А это какая-то огромная. У неё нет конца. Впрочем, — фруечка посмотрела вниз, — начала у неё тоже нет. Но, это всё-таки моя слива, если мой домик стоит на ней. Она просто выросла за ночь высоко-высоко. Если она росла, то почему не вырос мой домик? Мой домик… Где мой домик?

Тут слёзы снова брызнули из глаз. Казалось, она отошла совсем недалеко, но, переступая с листика на листик, не заметила, как домик скрылся в белом «молоке». Плакса пошла обратно. Она шла осторожно, внимательно смотря по сторонам, но домика нигде не было видно. Тут Плакса неожиданно увидела, что под ногами листочки вовсе не сливы, а вишни.

Сердце Плаксы застучало, как молоток: «Нужно идти обратно!»

Что-то промелькнуло в белой дымке. Фруечка замерла.

Она пыталась вглядеться, но увидеть что-либо было возможно только на расстоянии вытянутой руки. Над головой опять что-то промелькнуло. Фруечка присела. Мимо неё, плавно кружась, пролетел листик и скрылся в белом «молоке».

— Фуф. Это просто листочек.

Вокруг всё казалось таким странным, таким необычным, таким непривычным.

— Я потерялась, — подумала Плакса, медленно шагая неведомо куда. Ей становилось холодно и влажно. Ночная рубашка стала тяжёлой.

— Воды нет, а ночная рубашка сырая, — удивлялась Плакса. — Может, это я так незаметно её заплакала?