донесся издалека затихающий, полный ликования вопль.
— Голос — отвратительный! — досадливо поморщился помощник. — И гонора этому четвероногому раскоряке не занимать.
— Зато он запросто выдает стишки экспромтом, — улыбнулся Мастер и сделал знак рукой: — Вызывай следующего.
На краткий миг до появления очередного клиента Мудрый Исправитель Недостатков прикрыл глаза, и в тишине ему почудился рев мотоцикла.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ,
где запутано все, что до сих пор казалось ясным. Если прежде мы не знали, где находимся, то теперь нам даже не ясно когда
Веник II, и отдаленно не напоминавший чудище косматое, был явно не в своей тарелке. Нервно шуршал сухими листьями, прикрывавшими его наготу, при малейшем шорохе вскидывал голову, торчком настораживал свои уши-тарелки. При каждом повороте тропинки забегал вперед — заглянуть, что там, за поворотом, после чего вновь возвращался к толстячку Будильнику, топающему неспешно, а иной раз и вовсе скатывающемуся под откос, и докладывал:
— Ничего! Ровным счетом ничегошеньки!
Будильник Точное Время покорно кивал, словно ничуть не удивлялся сообщению — он, мол, и не ждал, что за поворотом откроется нечто удивительное. Более того, после каждого такого известия он принимался мурлыкать себе под нос нечто утешительное типа: «Кабы ведать, кабы знать, далеко ли нам шагать? Мудрый Мастер, отзовись, долго ль нам еще плестись?» Когда на него наваливалась усталость, он старался подбодрить себя песенкой: «Ах, устали мои ножки зря топтать пути-дорожки!» Но больше всего раздражал Будильника неугомонный нрав его спутника: «Вертится, крутится, как будто он шар! От непоседливости этой меня бросает то в холод, а то в жар. Ему же горя мало, в любой момент он рад начать сначала!»
Суетливость спутника по-прежнему удручала его больше, чем одиночество.
Вот уже позади осталась изрытая ухабами и выбоинами местность, и перед путешествующими открылся неизведанный мрачный край. Тропа, ведущая вдоль подножия суровых скал и неприступных утесов, стала постепенно забирать вверх, и чем выше поднимались друзья, тем резче ощущался холод. Веник II теперь уже вертелся-суетился не только в силу характера врожденного трясучки: резкими взмахами рук, поворотами головы вправо-влево, быстрыми приседаниями и выпрямлениями он пытался согреться.
Стоило Будильнику задержаться хоть на минутку, чтобы перевести дух, как Веник тоже замирал выжидательно, изображая бег на месте — все потеплее, чем без движения. Во время одной из таких передышек он поинтересовался:
— Как, по-твоему, долго мы уже идем?
Будильник задумался, словно подсчитывая в уме число дней, количество часов и минут. Казалось, он вот-вот сообщит окончательный результат, но… потом недоуменно развел стрелки в стороны:
— Понятия не имею.
— Что значит — понятия не имеешь? — обомлел Веник II. — Часы, да к тому же будильник! Твоя задача — всегда знать, сколько времени. Ты для того и существуешь, чтобы другие тоже знали!
Стрелки вздрогнули и принялись вращаться с бешеной скоростью.
Венику II еще не доводилось видеть приятеля в таком состоянии. Встревоженный, он отодвинулся чуть подальше, продолжая при этом свой бег на месте.
— Ну, что за наказание! — воскликнул Будильник. — Можно подумать, и без тебя забот не хватает! Раз в кои-то веки удалось хоть ненадолго позабыть о своей ущербности, так тебе тут же под нос тычут твои изъяны. Да тут кто хочешь заведется с пол-оборота! Заруби себе на носу…
От волнения Будильник внезапно разразился таким отчаянным звоном, что даже сам испугался и подскочил на месте. Затем звон умолк, зато стрелки продолжали вращаться. И вдруг остановились на миг, после чего крутанули в другую сторону — что называется, против часовой стрелки.
— Видишь? — в отчаянии простонал Будильник.
— Вижу, — испуганно пролепетало косматое чудище. — Но что же я могу поделать?
— Куда тебе, если уж даже я ничего не могу поделать! Механизм совершенно вышел из-под контроля, вот стрелки и вращаются как им вздумается!
Постепенно стрелки стали замедлять ход и наконец остановились. Однако Будильник по-прежнему пребывал в унынии.
— И вся эта катавасия длится с… Вот в том-то все и дело: мне даже невдомек, с каких пор! Время-то я показываю, да не то, какое есть на самом деле. То больше, то меньше. Спешу или опаздываю на целые часы, дни, недели. Иной раз стрелки с места не сдвинешь, а то крутятся как оголтелые, будто хотят восполнить все упущенное время. Но мне-то почем знать, сколько его пропало даром, вот и попробуй тут восполнить потерю. А уж звонок!.. Лучше вообще помалкивать. Да ты и сам слышал. Живешь и не знаешь, когда зазвонишь, как и почему. То гудит, что твой набатный колокол, то грохочет, то попискивает еле-еле. Иногда повезет — нежная мелодия какая-нибудь раздастся, — тогда и самому слушать приятно. А то вдруг затрещит — того гляди оглохнешь.
— Да, брат… Я смотрю, тебе тоже несладко приходится, — сочувственно вздохнул Веник II и возобновил свой бег на месте.
— Несладко… скажешь тоже! Да горше моего горя на свете не бывает! Не жизнь, а сплошная катастрофа, кошмар, ужас и в довершение всего — совершенно никаких перспектив!
— Не преувеличивай!
— Я не преувеличиваю, все это чистая правда. Даже выговорить — и то невмоготу, но факты вынуждают. А против фактов, как известно, не попрешь. Дело в том, что… у меня отсутствует чувство времени.
— По-моему, серьезная беда.
— А ты как думал? Что это за часы без чувства времени? Ничто, ровным счетом пустое место. Жестянка, из которой улетучилось само время.
Воцарилось молчание.
— Может, Мастер поспособствует… — робко выговорил наконец косматый чудик.
— Вот-вот, — вздохнул Будильник. — На него вся моя надежда. Единственная и последняя. Если уж он не восполнит недостающее мне чувство времени, тогда, значит, это никому не под силу. Иногда мне кажется, нам его сроду не отыскать. А может, такого Мастера и вовсе не существует, вон я с каких пор его разыскиваю…
— С каких же именно? — не утерпел Веник II и тотчас спохватился. Готов был откусить свой несдержанный язык, ан… слово — не воробей.
— Не совестно?! — взревел Будильник. — Издеваться вздумал?!
— Миль пардон, тысяча извинений, прости великодушно! — затарахтело косматое чудище. — Брякнул, не подумавши, больше не буду.
Будильник засобирался в дорогу.
— Не осеняй меня хоть иногда поэтическое вдохновение, — проговорил он ворчливо, поскольку обида в нем еще не угасла, — я бы уж давно бросился в ледяные волны какой-нибудь быстрой речки или же сверзился бы с обрыва в пропасть. Но, знаешь, иной раз уставишься вдаль, — и он уставился вдаль, — вдохнешь поглубже, — он сделал глубокий вдох, — и из сердца сами рвутся строки: «Шевельнулась стрелка — короткое движение, но каждый понимает, что прошло мгновение…» Или: «Не успеешь моргнуть глазом — обознался целым часом». Или вот так: «С плеч свалилось бремя — в вечность течет время». Когда с уст срываются подобные слова, забываешь все свои беды-несчастья, и на душе опять становится легко и спокойно.
— А не может твое поэтическое вдохновение распространяться не только на тебя, но и… на меня? — робко поинтересовалось облезлое чудище. — Ну, это я так, к примеру, сказал.
— Конечно, можно попробовать, — нехотя согласился Будильник. — Только ведь безволосый хиляк, мнящий себя косматым чудищем, как-то не вдохновляет на поэтическое творчество. Ты уж меня прости.
Будильник вновь уставился вдаль, на снежные вершины гор за грядою мрачных утесов, и надолго умолк. Затем с сожалением произнес:
— Ничего не приходит в голову. А что приходит, тому ты не обрадуешься.
— Все равно скажи.
— Как пожелаешь. Только не забывай, что ты сам напросился. «Веник лысый и паршивый не с того, что грязный-вшивый. Он и рад бы стать косматым, да не родился волосатым».
— Какое оскорбление! — взвизгнул хлюпик. — Вздумал мне отомстить за то, что я тебя расспрашивал? Но я-то ведь нечаянно, а ты нарочно решил меня уязвить!
Чудик подхватился и в мгновение ока исчез за поворотом горной тропы.
— Ведь предупреждал же тебя заранее, тик-так-ток! — рассердился Будильник. — Прямо сказал: объект для поэзии неподходящий, тик-так-ток! — и с этими словами отправился догонять товарища.
ГЛАВА ПЯТАЯ,
не только с пробелами и недостачами, но прямо-таки сплошь дырявая-пустая. Поэтому читателям с ослабленной нервной системой рекомендуется эту главу пропустить. Хотя впоследствии они об этой пожалеют
Сразу же за поворотом Будильник наткнулся на Веника II. Лысый чудик прятался в придорожной канавке и дрожмя дрожал, отчего сухие листья, заменявшие ему одежку, громко шуршали.