— Даже не знаю, чего и пожелать, — призадумался стражник. — Если уж вам удалось наколдовать этот чудной цветок в земляной вазе, то, стало быть, вы можете сделать все, что угодно! — И тут его осенило: — Пожалуй, я хочу, чтобы вот на этом самом месте сейчас же появились две меры золота и бриллиантов из Царской Сокровищницы. Это, можно сказать, мое самое заветное желание.

А поскольку он произнес слово «хочу», то детям не нужно было больше изображать из себя великих магов — они знали, что Псаммиад возьмет всю работу на себя. Так оно и случилось. Когда внезапный бриллиантовый дождь прекратился, ноги стражника оказались по колено скрытыми в сверкающей груде золота и драгоценных камней, а на голову ему падали последние алмазные капельки.

— Желаете еще что-нибудь на закуску? — светским тоном осведомился Сирил. — Хотите, мы станем невидимыми? Возьмем, да и исчезнем у вас на глазах?

— Да, пожалуй, — хриплым от волнения голосом произнес стражник. — Но только не через эту дверь! Мне, знаете ли, за это голову снесут. — И, тщательно прикрыв дверь в комнату, он тяжело привалился к ней спиной.

— Нет! Нет, подождите! — раздался вдруг чей-то очень знакомый голос в том месте, где выступавшие из стен деревянные пилястры соединялись с потолком. Одновременно наверху послышалась какая-то отчаянная возня.

Стражник был удивлен не менее всех остальных.

— Опять волшебство, чтоб мне сдохнуть! — сказал он.

Но Джейн уже подняла амулет и сказала слово силы. Услышав имя одного из Великих и увидев перед собой сверкающую фигурную арку, бедный стражник издал вопль благоговейного ужаса. Затем он упал ниц посреди рассыпанных на полу бриллиантов и больше не шевелился.

Трое старших детей проскользнули сквозь арку с выработанным за время долгой практики проворством. Но Джейн почему-то замешкалась посреди узорчатого проема и принялась смотреть назад — в прошлое.

— Ее кто-то держит! — отчаянно завопил Сирил. — Нам нужно вернуться назад!

К счастью, им хватило ума сначала дернуть ее за руку, и Джейн без всяких затруднений, как нож из масла, выдернулась из прошлого в гостиную дома на Фицрой-стрит.

И тут же, как это всегда бывало в таких случаях, арка сжалась до своих обычных размеров.

— Кто вас просил вытаскивать меня оттуда?! — набросилась на них Джейн. — Да еще в самый интересный момент! Там откуда ни возьмись появился наш приятель жрец — так он принялся изо всех сил пинать стражника и кричать, что на этот раз тот допрыгался и, вообще, теперь им остается только забрать драгоценности и задать деру в Сирию.

— И что же, задали они деру?

— В том-то и дело, что не знаю! Надо же было вам влезать, когда не просят! — пуще прежнего разошлась неблагодарная Джейн. — Вернемся назад! Я просто обязана досмотреть, чем там у них все кончится.

Само собой разумеется, ей этого не позволили. А потому приключение с молодым жрецом закончилось только наполовину.

— Ну вот что! — сказал Сирил, сидя на краешке обеденного стола и помахивая ногами. — На этот раз меня, кажется, осенило по-настоящему!

— Да неужели? — не совсем натурально поинтересовались остальные.

До того, как сделать свое неожиданное заявление, Сирил спокойненько вырезал себе кораблик из сосновой коры. Остальные тоже не сидели без дела — девочки, ввиду близкого наступления холодов, шили зимние одежки куклам, а Роберт валял дурака на диване (то есть, валялся на нем и мечтательно глядел в потолок).

— Сейчас увидите! — начал Сирил. — Вы, наверное, уже и сами начали понимать, что все эти наши путешествия в прошлое ни к чему, кроме неприятностей, не приводят. В прошлом слишком много всяческих мест и эпох. Пожалуй, их там столько же, сколько песка в море… э-э-э, то есть в пустыне. А потому мы постоянно попадаем не в то время и не в то место, которое нам на самом-то деле нужно. Мы можем всю жизнь искать амулет, но даже и краешком глаза его не увидим. А ведь уже конец сентября! И вообще, это все равно, что искать иголку…

— …в стогу сена! — закончил за него Роберт. — Эту песенку мы уже слыхали. Но если мы не будем искать иголку в стогу сена, то как же мы раздобудем амулет?

— Так я как раз об этом и толкую! — сказал Сирил, таинственно понижая голос. — Нужно… Ну вот, так я и знал!

Последнее замечание относилось к старой нянечке, которая внезапно появилась в дверях гостиной, неся в руках поднос с ножами, вилками и прочими немаловажными для обеда вещами. Поставив поднос на стол, она достала из шифоньера скатерть и салфетки.

— Вот так всегда! — продолжал сокрушаться Сирил. — Стоит только подойти к самому интересному, как вы врываетесь со своим обедом!

— Самое интересное, мастер Сирил, — отвечала старая нянечка, — начнется, когда я махну на вас рукой и вообще перестану звать вас к обеду. Так что вы уж лучше не ворчите, а то как бы у вас и на самом деле не появился для этого повод!

— И ничего я не ворчу, — неискренним тоном заоправдывался Сирил. — Что, уже и пошутить нельзя?

— Ох, смотрите, мастер Сирил, дошутитесь вы когда-нибудь! — вздохнула старая нянечка. — Я, можно сказать, день-деньской топчусь на кухне, все стараюсь, как бы вам получше угодить, а от вас и слова доброго не дождешься…

— Но, милая нянечка, вы же все делаете прекрасно! — сказала Антея.

— Да уж, — недружелюбно откликнулась та. — Пока вам нож к горлу не приставишь, вы никогда ничего подобного не скажете.

— А зачем говорить? — вступил Роберт. — Мы же уплетаем все, что вы нам даете, да еще и добавки просим… э-э-э, почти всегда! Неужели и так не видно?

— А! — сказала старая нянечка и принялась раскладывать на столе ложки с вилками. — Вы, мастер Роберт, такой же, как все мужчины! Вот возьмите, к примеру, моего старика Грина. Мы прожили с ним сорок лет, и всякий раз, как я начинала пытать его насчет того, понравился ему обед или нет, он отделывался от меня своим дурацким «Годится!» И только когда ему пришло время помирать, он подозвал меня и шепнул на ухо: «Мария, ты отлично готовила мне еду». И, чтоб мне провалиться на этом месте, это были его последние слова. Вот так-то, мастер Роберт! — добавила она дрожащим голосом.

— Но ведь вы и вправду отлично готовите! — закричала Антея, и они с Джейн бросились обнимать несчастную старушку.

Когда нянечка вышла из комнаты, Антея самым что ни на есть решительным голосом произнесла:

— Не знаю, как вы, а я ее прекрасно понимаю! Мы с вами все-таки порядочные свиньи! Слушайте, нам нужно немедленно наложить на себя какую-нибудь суровую епитимью, чтобы показать ей, что мы очень расстраиваемся… ну, из-за того, что мы никогда не называли ее отличной кухаркой и, вообще, миленькой дорогушей.

— По-моему, всякие там епитимьи — это большая глупость, — сказал Роберт.

— Это когда от них никому не бывает никакого проку, — возразила Антея. — Но ведь мы-то хотим сделать нянечке приятное! И, кроме того, я вовсе не предлагаю носить крапивные рубашки, питаться сухим горохом или спать на камнях. Я предлагаю сделать нянечке извинительный подарок. И еще я предлагаю Сирилу помалкивать насчет этой его грандиозной идеи до тех пор, пока мы не загладим свою вину перед нянечкой. Видите ли, — поспешно добавила она, — нам это будет гораздо тяжелее, чем ему, потому что он-то знает, что у него за идея, а мы нет. Ну что, все согласны?

Ни у кого из остальных не хватило духу отказаться, а потому они дружно закивали головами. Но затем, как всегда, начались споры и обсуждения, и только к концу обеда (который в тот день состоял из бараньих биточков и яблочно-смородинного пирога) все четверо пришли к единому мнению насчет того, как извиниться перед нянечкой самым приятным для всех (включая нянечку) способом.

Итак, дожевывая на ходу яблоки и размазывая по щекам смородину, Сирил с Робертом (последний размазывал смородину не только по щекам, но и по белоснежным манжетам своей новой рубашки) отправились в лавку канцелярских товаров и приобрели там внушительных размеров лист фанеры. Затем они заглянули в слесарную лавку, на витрине которой интригующе поблескивали всяческие трубы, колена, краны, смесители и прочие водопроводные интимности, и купили кусок стекла, по размерам идеально соответствующий фанере. Вообще-то, идеально соответствовать он стал не сразу — сначала продавцу пришлось вырезать его при помощи какого-то очень хитрого инструмента с малюсеньким кусочком алмаза на конце. Однако продавец оказался на редкость хорошим человеком и проделал эту работу совершенно бесплатно, а потом еще и отвалил мальчикам от щедрот своих изрядный кус мастики и немножко столярного клея.

Пока мальчики занимались покупками, Антея и Джейн расплели семейный альбом, вытащили оттуда страницы с фотографиями всех четверых и пустили их плавать в горячей воде до тех пор, пока фотобумага не отклеилась от картона. Затем фотографии были извлечены из ванной и размещены рядком в верхней части фанерного листа. Пока Сирил занимался разогреванием столярного клея (для чего ему пришлось засыпать сухой порошок в розетку для варенья, розетку поставить в соусницу, а соусницу, в свою очередь, поставить на огонь), Роберт усердно вырисовывал обвившиеся вокруг фотографий маковые венки. Он работал очень быстро и сноровисто, поскольку, как вы, наверное, и сами знаете, нет ничего проще, чем нарисовать цветок мака, особенно если перед тем кто-нибудь покажет вам, как это делается. К тому времени, как он закончил, Антея уже успела вырезать из плотной бумаги несколько очень красивых букв, которые затем были раскрашены в разные цвета Джейн. Составленные из этих потрясающих букв слова были таковы: