— Но это же очень просто! — сказала Джейн. — Я, например, так и без всяких уроков могу это запомнить.
— Но это всего лишь начало, — сказала мать исключенного школьника. — Там еще несколько тысяч строк. Между прочим, есть среди них и такие:
Не засоряй родной страны
Жестянкой из-под ветчины,
Пустой бутылкой, табаком,
Бумаги брошенным листком!
— Кстати, насчет ветчины! — забеспокоилась вдруг леди. — Вы ведь, наверное, ужасно голодны после вашего длительного путешествия? Уэллс, сбегай на кухню и принеси чего-нибудь вкусненького!
— А почему вы называете его таким странным именем?[21] — поинтересовался Роберт после того, как исключенный школьник скрылся в коридоре.
— Мы назвали нашего мальчика Уэллсом в честь великого реформатора и мудреца. Да бросьте меня разыгрывать! Я ни за что не поверю, что вы не слыхали о нем! Он, кстати, жил в излюбленные вами Темные Века. Так вот, он говорил, что до сих пор люди всего лишь пытались кое-как подлатать то, что у них было, вместо того, чтобы сесть и подумать, что им на самом деле нужно, а потом взять и вырвать все необходимое у природы. Сейчас у нас есть многое, о чем он предсказывал и что в его времена казалось безумными бреднями. Мы считаем, что его имя недаром означает «источник живительной влаги». А для ребенка так лучшего имени просто и не найти, как вы считаете?
В эту минуту в комнату влетел и сам Уэллс. В руках у него было огромное блюдо, до краев уставленное тарелками с земляникой, розетками с пирожными и стаканами с чрезвычайно шипучим лимонадом. Дети, как безумные, набросились на источник живительной влаги и в два счета осушили его до дна вместе с пирожными, земляникой и, в отдельных случаях, салфетками.
— А теперь, Уэллс, — сказала леди в зеленом, — беги на улицу и встречай папу! Да поспешай, если не хочешь опоздать!
Уэллс поцеловал ее, помахал на прощание детям и в одно мгновение выскочил из дому.
— Послушайте! — внезапно сказала Антея. — А не хотелось бы вам сейчас оказаться в нашей стране и посмотреть, как мы там живем? Не бойтесь, это не отнимет у вас ни секунды времени.
Мать исключенного школьника только засмеялась в ответ. Но Джейн подняла амулет над головой и произнесла слово силы.
— Какой замечательный трюк! Где это вы научились таким фокусам? — сказала леди, любуясь выросшей из амулета узорчатой аркой.
— Проходите внутрь! — сказала ей Антея.
Все еще смеясь, леди подчинилась. Однако, стоило ей оказаться посреди столовой дома на Фицрой-стрит, как вся ее веселость тут же бесследно испарилась.
— О, какой отвратительный трюк! — воскликнула она. — Какое мрачное, ужасное, уродливое место!
Она подбежала к окну и выглянула наружу. А снаружи, между тем, все было как обычно — серое небо, зачумленные от дыма улицы, оборванный шарманщик, прислонившийся к двери напротив, и чумазый нищий, сцепившийся из-за какой-то ерунды с продавцом спичек посреди грязного, заплеванного и замусоренного тротуара, по которому в противоположных направлениях спешили озабоченные, изнуренные дневными делами и до костей пропитанные вечерней сыростью пешеходы.
— О, вы только посмотрите на эти измученные, эти ужасные лица! — кричала леди в зеленом. — Господи, да что это с ними со всеми такое?
— Обычные бедные люди, только и всего! — сказал Роберт.
— Нет, не только! Посмотрите на них получше, и вы увидите, что они больны, несчастны и озлоблены! О, мои милые, прекратите, пожалуйста, этот жестокий фокус! Я уже давно убедилась, что вы — очень умные и начитанные дети. Прошу вас, прекратите! Я понимаю, что это всего лишь трюк — что-то вроде волшебного фонаря, о котором я недавно читала, но я просто не могу этого выносить. Умоляю вас, хватит! Я больше не могу видеть эти бедные, несчастные, больные, изможденные, искаженные страданием лица!
По щекам впечатлительной леди ручьями катились слезы. Антея сделала знак Джейн, и посреди гостиной снова выросла волшебная арка. В ту же секунду дети протолкнули сквозь нее леди в зеленом, и она снова оказалась в современном ей Лондоне — чистом и прекрасном, очень похожем на рай городе, где повсюду растут вечнозеленые деревья, где сверкают на солнце незамутненные воды Темзы и где давным-давно уже перевелись люди с озабоченными и испуганными лицами.
После минутного молчания Антея тяжело вздохнула и произнесла:
— Я рада, что мы там побывали.
— Я лучше умру, чем когда-либо снова брошу бумажку на тротуар, — сказал Роберт.
— Мама, кстати, всегда нас учила этому, — откликнулась Джейн.
— Что до меня, то я бы с удовольствием избрал Обязанности Идеального Гражданина своим основным предметом, — сказал Сирил. — Интересно, сможет папа помочь мне с этим или нет? Нужно будет спросить его, когда вернется.
— Если бы мы не валяли дурака, а как следует искали амулет, то папа давно уже был бы здесь, — сказала Антея. — А заодно и мама с Ягненком.
— Давайте снова отправимся в будущее! — предложила сообразительная Джейн. — Только на этот раз не так далеко, а куда-нибудь поближе, где у нас еще память свежая.
Предложение было принято, и амулет снова развернулся в арку. Но на этот раз Сирил сказал:
— Доставь нас, пожалуйста, в такое будущее, где есть целый амулет, но только чтобы это самое будущее было как можно ближе к настоящему!
Затем дети друг за другом проскользнули в арку и очутились посреди огромной, залитой яркими солнечными лучами комнаты. И первое, что они там увидели, был до боли знакомый футляр для мумии. А за столом у окна как ни в чем не бывало сидел ученый джентльмен Джимми. Несмотря на то, что шевелюра ученого джентльмена стала белой, как мел, дети сразу же признали его — он относился к тому разряду людей, чьи лица не меняются с годами. В одной руке он держал амулет — целый и невредимый амулет! — а другой изо всех сил потирал себе лоб, и этот его знакомый жест согрел детей лучше, чем самый теплый камин согревает озябших в дороге путников.
— Опять все тот же сон! — говорил ученый джентльмен. — Ох уж мне эта старость! Чем дальше, тем больше снов и видений.
— Но вы же и раньше видели сны с нашим участием, — сказал Роберт, как какой-нибудь киноактер. — Вы что, уже не помните?
— Как же мне не помнить! — ответил ученый джентльмен, обводя рассеянным взглядом кабинет, в котором со времен Фицрой-стрит изрядно прибавилось книг и всяческих любопытных ассирийско-египетских вещичек, по-научному называемых артефактами. — Самые замечательные сны в моей жизни были с вашим участием.
— А теперь скажите нам, пожалуйста, — спросил Сирил, — где вы взяли эту вещичку, что у вас в руках?
— Если бы вы не были всего лишь сном, — ответил, улыбаясь, ученый джентльмен, — то вы бы помнили, что сами подарили ее мне.
— Но мы-то где ее взяли? — нетерпеливо выпалил Роберт.
— А вы мне об этом так никогда и не сказали, — ответил Джимми. — Как вы, наверное, помните, у вас постоянно были какие-то маленькие тайны. О, мои милые дети! Когда вы приехали в наш старый блумсберский дом, вы кардинальным образом изменили всю мою жизнь! Жаль, что я так редко вижу вас во сне. Теперь вы стали взрослыми, и это хорошо, но все-таки как здорово было тогда — в те далекие годы, когда вы еще были детьми!
— Подождите, вы, кажется, сказали, что мы стали взрослыми? — перебила его Антея.
Ученый джентльмен улыбнулся и показал на висевшую над его столом рамку, в которою были заключены некие четыре фотографии.
— Да вот же вы! — сказал он.
Фотографии изображали четырех абсолютно взрослых людей — двух очень чопорных леди и двух очень важных джентльменов. Дети посмотрели на них с нескрываемой ненавистью.
— Вы хотите сказать, что когда-нибудь мы станем такими? — прошептала Джейн. — Господи, ужас-то какой!
— Мне кажется, — прошептала в ответ рассудительная Антея, — что когда мы станем такими, мы не будем казаться себе ужасными. Видишь ли, человек меняется постепенно и так же постепенно привыкает к этим изменениям. Так что эти четверо кажутся нам ужасными лишь потому, что они — то есть мы — изменились чересчур уж внезапно.
Ученый джентльмен по-прежнему сидел за столом и наблюдал за детьми с каким-то просветленно-тоскливым выражением на лице.
— Пожалуйста, останьтесь в моем сне еще ненадолго! — вдруг попросил он.
Последовала умильная пауза.
— А вы случайно не помните, когда мы подарили вам амулет? — прожевав слезы, произнес наконец Сирил.
— Если бы вы не были сном, то помнили бы, что это случилось третьего декабря одна тысяча девятьсот пятого года, — ответил ученый джентльмен. — Уж кто-кто, а я-то никогда не забуду этого удивительного дня!
— Спасибо! — с чувством сказал Сирил. — Огромное вам спасибо!