— Что же ты наделал, Кутас, — пробормотал он. — Кутас, братишка, — шептал Кадрилис, хотя ему казалось, что он кричит, пытаясь докричаться до самых дальних звёзд, и что Кутас должен его услышать, не может не услышать, просто обязан услышать. Заяц надеялся, что щенок вот-вот повернёт к нему безносую мордочку и, как обычно, скажет: «Я не мог не… не улететь… Я никак не мог не улететь, Кадрилис, дружище…»

Кадрилис резко повернулся к пилоту и, глядя в огромные холодные стёкла очков, как можно спокойнее спросил:

— А вы не могли бы его догнать?

Пилот снова молча покачал шлемом.

— А если я, — лапа командира невольно потянулась к маузеру, — если я строго и официально прикажу вам?

— Это уже не поможет, — пожал плечами пилот.

Холод бессилия сковал у Кадрилиса то место, где когда-то находился потайной кармашек.

— Но ведь и я… — умоляюще произнёс он, — я тоже летал в космосе… в тонком мешочке… и ничего. Может, и с Кутасом всё обойдётся?

Ответ пилота был предельно ясен:

— Он будет летать до тех пор, пока не столкнётся с метеоритом, кометой или звездой.

— А потом?

— Сами знаете, что потом.

Кадрилис снова пристально вгляделся в удаляющуюся точку. Как быстро она уменьшается, того и гляди совсем исчезнет, растает… Что это? На месте еле видимой точки вдруг вспыхнуло белое пламя! Оно появилось всего на миг, но Кадрилису показалось, что этот огонь охватил и его, что глаза залепило, будто в снежную бурю, и что откуда-то донёсся перезвон ледяных колокольчиков…

Кадрилис открыл глаза. Костёр едва тлел, остались одни головешки. Рядом темнела раскидистая ёлка с прямой, как стрела, верхушкой и оттопырившейся нижней веткой. Вокруг стеной высился лес, всё сплошь было покрыто снегом, но тем не менее в свете бледной луны кое-где можно было узнать по очертаниям то можжевеловый куст, то пенёк.

Кадрилис вскинул глаза к небу. С равнодушным спокойствием на него глядело бесчисленное множество звёзд…

«Значит, это был… всего лишь сон?!» — мелькнула у зайца мысль.

Он вылез из меховой шапки, принёс несколько хворостинок, разжёг огонь. Костёр снова начал весело потрескивать, язычки пламени подрагивали на ветру, и снег вокруг окрасился в оранжевый цвет. Кадрилис медленно обошёл костёр: увы, на снегу не видно ни следов, ни отметины от кубика, ни украшений на одной из ветвей… Приподняв ветку, Кадрилис заглянул под ёлку: пусто.

— Сон, — произнёс вслух заяц, ощупывая полтора уса, единственное ухо и лысый затылок.

Он вернулся на своё место у костра и закутался в шарф. Его знобило. Он обхватил себя лапами и нащупал булавку на прорехе шкурки. «Мой потайной кармашек», — мелькнула мысль.

Кадрилис отстегнул булавку и засунул за пазуху лапу. Он обнаружил спичечный коробок, сложенный в несколько раз пластиковый мешочек и… Что бы это могло быть? Заяц вытащил аккуратно сложенный листок бумаги, расправил его и пригляделся. На бумажке была неумело нарисована птичка на тонких лапках, с задранной головкой и раскрытым клювиком. Внизу стояла подпись:

В отблесках пламени буквы так и запрыгали в глазах у Кадрилиса. Все ещё не веря, он протянул листок ближе к огню, чтобы получше разглядеть.

— На-смеш-ник, — медленно произнёс заяц, глядя на птичку с разинутым клювиком. — Насмешник!

— Простите, пожалуйста…

— А? Кто это? — поднял голову заяц.

— Простите… а не мог бы я хоть чуть-чуть погреться у костра? Уж больно лапы окоченели.

Возле костра стоял отощавший щенок, у которого были только три лапы и один глаз.

— Погреться? — переспросил Кадрилис, протирая лапой глаза. — Ну да… Конечно же! Грейся.

— Спасибо большое, — поблагодарил щенок, присев на снегу и протягивая к огню лапы.

— Вот тебе конец шарфа, — предложил Кадрилис. — Будь как дома. А звать-то тебя как?

— Гутис. Это потому, что я обычно смеюсь вот так: гу-гу-гу.

— Сам-то откуда будешь?

— Из той зелёной мусорной машины, — смущённо опустил голову щенок. — Вот, смотрите, что у меня есть!

Гутис вытащил из-под замусоленного ошейника циферблат от часов и огрызок двухцветного ластика.

— Возьмите, — протянул щенок свои вещи зайцу. — Это вам, подарок.

— Пусть это будут наши с тобой сокровища, — сказал Кадрилис. — Но только при одном условии: если ты будешь обращаться ко мне на «ты».

— Ладно, я согласен говорить вам «ты», — согласился щенок.

— Кроме шуток, — заглянул Гутису в глаза Кадрилис, — пообещай мне, что никогда не будешь мне «выкать», даже под дулом пистолета! Всегда будешь говорить мне «ты»!

— Я, конечно, обещаю, только… Какие-то странные вещи вы, ой, ты говоришь… — растерялся щенок.

— А я иначе не могу, — тихо ответил Кадрилис, — не могу я говорить иначе… Да ты полезай в шапку, укутайся потеплее… Вот так.

Лёжа в шапке под высоким зимним небом, они тесно прижались друг к другу и не сводили глаз с пламени костра. Огненные язычки то и дело безуспешно пытались проглотить друг друга, потрескивал в огне хворост, вился сизый дымок… И вдруг из костра вылетела и взметнулась вверх большая-пребольшая искра. Описав в воздухе дугу, она упала на землю, прямо возле шапки, и, ярко вспыхнув напоследок, потухла…

Кадрилис протянул лапу и потрогал уже остывший уголёк, который тут же рассыпался серым пеплом… И ему то ли послышался, то ли почудился тоненький звон колокольчика с язычком-льдинкой. А потом заяц то ли сам произнёс, то ли откуда-то до него донеслись слова:

Клумпакоис — литовский народный танец.

Кутас по-литовски «кисточка».