— Как же это? И камень доказать может.

— Ну, когда так, — сказал судья, — ответчик должен привезти свидетелем тот камень, мы его и спросим.

— Да как такую громадину привезешь! Его и тройка лошадей не дотащит, — говорит кулак.

— Ага, говоришь, громадина, выходит, знаешь, каков он! Видать, должен ты те деньги, — сказал судья.

Кулак было на попятный, да так и не вывернулся: пришлось долг вернуть.

Шли лесом три колесника и ну жаловаться на свою судьбинушку.

— Эх, — говорят, — отделаться бы нам от своих утроб, как бы мы разбогатели. А то сколько ни заработаем, все проклятая утроба сожрет.

Услышал их один старичок.

— А вам охота от своих утроб отделаться? — спрашивает.

— Еще бы не охота! Нашелся бы такой человек, который бы эти ненасытные утробы забрал, век бы его благодарили.

— Ну ладно, я могу это сделать.

И тут же вытащил утробу у одного, у другого, у третьего и повесил их на три дубка.

Идут колесники — не нарадуются, что от утроб избавились: как же, и есть теперь не надо, и время даром не тратить, и таскать такую тяжесть не придется, — знай только работай да денежки копи.

Пришли они в город и взялись за работу.

Что ни вечер, то и рубль. А куда его девать? — известно, в карман. Пробыли мастера в городе почитай два года и столько денег накопили, что и счесть невозможно!

Наступил праздник. Уселись мастера и рассказывают друг другу, кто сколько за месяц заработал. Да в разговоре-то вспомнили про свои утробы и говорят:

— Что толку в нашем достатке, когда утроб нет. Были бы утробы, — поели бы мы, попили, и на сердце веселее бы стало. А то гляди на эти деньги, стереги их, а пользы от них никакой! Пропади они пропадом! Пойдем-ка утробы искать!

И отправились.

Приходят они обратно в тот лес, глядят — дубочки-то почти с корнем съедены, а утробы лежат на земле сморщенные, залубенели, пожелтели на солнышке… Испугались колесники.

— Пропали мы вконец, не вернуть нам свои утробы!

— Да не бойтесь, — отозвался из-за елки тот же старичок. — Я вам приживлю их.

Взял и пристегнул каждому его утробу. Не знали мастера, как отблагодарить старичка.

— Покуда живы будем, — сказали, — не забудем тебя!

Вернулись домой, закололи бычка, накупили всяких напитков… А как же, денег много, утробы есть: пей, ешь, катайся, как сыр в масле.

Прошел месяц. Хватились колесники — в карманах ни гроша. Нечего делать, пришлось за дело браться — опять на утробу работать, ведь больше никому не хотелось от нее избавиться.

Была у одного крестьянина ленивая жена — ни дома, ни в поле работать не хотела. Выйдет поутру в поле дергать лен и тут же ложится отдохнуть. Всякое дело откладывала со дня на день.

— Это — на завтра, — скажет, — это — на послезавтра, а нынче делать нечего.

Так она проленилась все лето, пока лен в поле не сгнил. Всего и притащил муж, что небольшую охапку, высушил, измял и приказал молодой жене спрясть. А она опять отговаривается:

— А у меня и веретена нет, как я спряду?

Собрался муж в лес срубить деревцо на веретено, а ленивая пряха забежала вперед, влезла на ель и ждет мужа. Как подошел муж к деревцу, она и крикнула чужим голосом:

— Кто хоть ветку сорвет, у того жена помрет, кто хоть ветку сорвет, у того жена помрет.

Услыхал муж такие слова, покачал головой и поплелся домой. Еще не хотелось ему, чтобы жена померла.

А дома уж поджидает его женушка.

— Где веретено? — спрашивает.

Муж отвечает:

— Подумай только, остерегла меня добрая лаума: «Кто хоть ветку сорвет, у того жена помрет». Что же я из-за веретена губить тебя стану? Лучше уж остаться нам без веретена и без пряжи.

Лентяйка была рада-радехонька таким словам. Нет веретена — и прясть не надо. Тем временем поизносилась у нее вся одежда, — еле прикрывала спину, такая рваная была.

Позвали их однажды на свадьбу. Лентяйка сама вызвалась с мужем пойти, да ведь в такой рубашке не покажешься. Послала она мужа к родным за рубашкой, а сама затопила печь, пироги на свадьбу печет. Рубашки мужу родные не дали, дали только белого гуся. Взял он его под мышку и — домой.

Жена издали увидала, что муж несет что-то белое, и подумала — рубашка это. Поскорее сняла с себя последние лохмотья и сожгла. Пришел муж и показывает ей гуся. Пригорюнилась жена: осталась без рубашки, а самой страсть охота попировать, на свадьбе погулять. Сидит она, плачет, не знает, как быть.

А муж и вздумал проучить ее за лень. Запряг лошадь, принес вязанку соломы и говорит:

— Ехать-то можно, только придется тебе малость помучиться. Согласна?

Жена согласилась. Тогда муж увязал ее в солому, положил в телегу, уселся на нее и поехал на свадьбу. А как приехал, воз во дворе оставил, а вязанку соломы с женой бросил возле дверей. Посидит он за столом и выйдет поглядеть, каково жене. Сунет ей в солому кусок пирога, а она еще просит.

Выпили гости, развеселились, вышли во двор, и все-то толкают вязанку соломы, а иной и сесть на нее норовит. Лежит лентяйка еле жива, а что поделаешь!

И так ее проняло, что стала она упрашивать мужа, чтобы он ее домой отвез. Тут же обещала наперед лен дергать так, что земля дрожать будет, а прясть так, что в ушах загудит. Понял муж, что жене наука впрок пошла.

Бросил он ее в телегу, повез домой. И в самом деле стала ленивая жена работящей. Все наперебой звали ее в гости. Всякий раз она приходила в новой, нарядной рубашке, вытканной своими руками. И всякий раз спешила с пирушки домой, чтобы за дело взяться.

Вырастил отец сынка-дармоеда, никак его к работе не приохотить. Замаялся с ним отец: и силком гнал, и ругмя-ругал, и добром просил, а сыночек как был лентяем, так им и остался. Втемяшилось ему в голову, что найдет он клад, разбогатеет, — не придется в поте лица добывать пропитание. Отца это не радовало, знал он, что лентяю хлеб со слезами достается, потому и бранил сына, заставлял его делом заняться.

Однажды вернулся он с поля, видит, что сын баклуши бьет, и говорит:

— Иди-ка, сынок, скорехонько в конец поля, там в лесу большие деньги найдешь. На все хватит, еще и останется. Захвати только топор да лопату.

Сынок подскочил от радости да так проворно собрался, что мигом очутился в конце поля. Отец велел ему осинки рубить.

— Вот тут, — сказал он, — сам видал — деньги лежат, вон под теми деревьями должны быть.

А сам стал пни корчевать. Сын тоже кинулся помогать, не щадя сил. Поддел пень вагой и с отцовской помощью выворотил, только денег не нашел.

— Все равно есть тут деньги, ведь я их явственно видел, — твердит отец, — придется только весь этот пригорок расчистить да все пни перебрать.

Тяжко вздохнул сын, поплевал на ладони и опять за работу. Хотя пот со лба катился и вся спина взмокла, да не хотелось ему оставлять деньги.

Работали они с завтрака до самого обеда, весь перелесок в чистое поле обратили, одна беда — денег так и не нашли.

Притомились, сели отдохнуть и толкуют, что дальше делать. Отец уговорил сына вернуться после обеда и все поле сохой перепахать, бороной переборонить: вспашешь-де земельку, раздерешь дернину, скорей выпашешь да выборонишь те денежки.

Только денег так и не выпахали.

Пригорюнился сын, а отец его утешает:

— Труд наш даром не пропадет, денежки все равно добудем — не теперь, так по осени.

Засеял отец вырубку яровыми. Дружно проклюнулись густые всходы, и колосья стеной поднялись.

Осенью, после молотьбы, нагрузили отец с сыном полные возы зерна и поехали на базар. А там покупатели им пригоршнями деньги отсыпали.

— Видишь, сыночек, — говорит отец, — как хорошо малость попотеть. Денежки рекой льются! Недаром я говорил: поди покопай, денежек поищи. Вот и накопал, пожалуй, и разбогател. И еще больше разбогатеешь, коли каждый год работать так будешь.

Стыдно стало сыну, и обещал он больше не лениться. С той поры стал работать на совесть. И сам был доволен, и другие на него радовались.

Жил в одной деревне крестьянин, и был у него сын. Крепко любил его отец, с малых лет холил, не понуждал ни к какой работе.

Думает однажды отец: «Надо отвезти сынка в город. Пускай научится читать-писать по-литовски, да и латынь выучит. Чего доброго, и в паны выйдет».

Отвез, отдал учителю и попросил не очень изводить сынка учением, чтобы не уставал он.

Прошло три года, а мальчик ни одной буквы не выучил: без труда наука в голову не пойдет. Однажды учитель повстречал его отца и говорит: