Как и обещали Рысь с Любляной, принесли они через три года Бельчонка к Ворону, снова показали. Мальчишка к тому времени уже и говорил вовсю, и знал многое для своего возраста, шустрый, любопытный. Всё ему понять надо, везде нос сунуть, всё потрогать да на вкус попробовать!
— Здрав будь, Ворон! — приветствовал его Рысь, и Любляна молча наклонила голову.
— И вам здравыми быть, люди добрые! Тебе, Люблянушка, вижу, одного дитя мало, скоро ещё одному жизнь подаришь! Разве с этим не навозилась, не умаялась?
— Так разве это дело какое? Это ж в радость всё! Как не радоваться, когда видишь, как он растёт, как на ножки становится, как первое слово говорит! Как не радоваться, когда он тебе помогать пытается да сказки твои слушает! Как не радоваться, когда он обнимет да прижмётся к тебе! А раз их двое будет, так и вдвое больше радости станет! Опять же, чем детей больше, тем старость краше.
— Твоя правда, — отвечал Ворон. — Когда дети в радость, так и растить их не в натугу. А вот помошниками они будут, если воспитаешь правильно. Но тут, думаю, вы справитесь. Теперь надо его лесу учить, реке, полю, языку звериному да с Духами знакомить. Воду и Солнышко славить, Землю и Небо чтить. Да чтобы не просто повторял, а саму суть понимать пытался. Тело развивать — сноровку и ловкость, да дыхалку крепить, чтобы схватывал всё на лету да запросто новое повторить мог. Учите учиться! Чтобы в любое новое сам вникать мог, любое полезное перенимать. Чтобы знания сам найти мог, да быстро, да нужные. Сказки сказывайте, чтобы образы правильные у него сложились, через них он потом всю жизнь на Мир смотреть будет, по ним оценивать и различать правду от кривды станет. С боевыми ухватками да приёмами, как это другие делают, не неволь, не его это пока. Его задача Мир понять! Ты не перечисления слушай, а суть пойми!
— Чего ж тут непонятного? Так и сделаем, Вещий.
— Хорошо! В семилетье опять приведёте. Там уже с ним говорить будем.
Ушло семейство, а Ворон опять за думы взялся. Вот ведь в Речном какие дела стали твориться? Греки семьи свои привезли да сородичей своих пригласили, те в Речном поселились и тоже стали деньги в рост давать да в дела вмешиваться. Прядота на вече вопрос поставил, что коли в граде может жить кто хочет, так он своих родственников из степи у себя поселит. Тесть Каркай давно хотел своего сына Чербея с родичами сюда отправить, уму-разуму набираться. Так почему одним можно, а другим нельзя? Вроде воспротивились некоторые, другим всё равно, а греки вдруг на его сторону встали. Пусть, мол, все кто хочет в городе живут, свои умения и навыки принесут, город больше станет, возможностей больше. От того польза великая всем будет. Ведь когда дружно люди вместе живут, так и от беды отбиться проще, и веселее. Так во всём просвещённом мире делается. На том и порешили. Пусть живут, чай, тоже люди.
Бельчонок тем временем рос себе да жизни учился. Тятька его с собой в лес брал да с малого разъяснял, как лесная жизнь устроена. Мамка Лисёнкой, сестрёнкой Бельчонку, счастливо разродившись, через немного вместе с ней на луга его водила, травы да родники показывала, учила наговорам да волшбе разной. Бабушка им сказки сказывала да предания родовые, в коих о предках Бельчонка говорилось. Дед учил Землю слушать, звёзды понимать, с Богами и Духами родниться. И все говорили, что прежде во всём жизнь чувствовать надо, в каждой самой маленькой былинке, и в самом большом Мире единое и живое зреть. Интересно всё это было Бельчонку.
С матушкой они часто на воду смотрели да видели в ней нужного человека, зверя или место, а когда надо, и помощь оказывали или подшучивали не зло. Он уже хорошо понимал птиц и других животных, чувствовал траву и деревья, играл с Ветром и Дождём. Телом крепок, а со сверстниками не очень много играл. Те всё больше воинам старались подражать, а ему с Миром быть нравилось. Тятька его и не неволил, только бывало, идут они куда-то в лес кого-то посмотреть да как-то получалось, что не успевают до места добраться ко времени, вот и приходится бежать во всю прыть, а бывало и ночью, чтобы к утру поспеть. Тятька быстро бегал, да так, что ни один лист вокруг не дрогнет, ни одна ветка под ногой не треснет, будто тень скользит. Бельчонок подражать пытался, да не скоро у него это получилось, зато потом мог чуть не вплотную к зверю подобраться. А когда недалеко до места остаётся, то крались они так, чтобы их никто не заметил, даже сорока белобокая, которая сразу на всю округу разболтает, что тут кто-то есть. От того ночной лес для Бельчонка стал таким же привычным, как и дневной. А то покажет ему Рысь, как лоси во время гона дерутся, а потом говорит: «А ну покажи, как он его забодал!» И старался Бельчонок тятьку как лось забодать, да не часто это получалось. Тятьку у Бельчонка не зря Рысем зовут, да и воин он хоть куда, с ним ни в лесу, ни в городе, ни где-то ещё совсем не страшно. Так же наблюдали они, как собаки дерутся, кошки и медведи, да как горностай к добыче подкрадывается и как ловкостью да сноровкой побеждает гораздо более сильного противника! А тятька потом просил показать — как они это делают? Бельчонку это нравилось, и иногда они с тятькой по полдня так возились, пока матушка не покличет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Рысь за всё это время только один раз в поход с князем северным сходил. Воевода тогда половину дружины с собой брал, и все они кроме двоих вернулись. Добычи много взяли, да только Яродола-воина сильно раненного принесли, болел долго. Пропустил он удар в грудь, воеводу защищая, вот поломанными рёбрами и заплатил. Матушка Бельчонка с женой Яродола Купавой его всё же выходили, и через две луны он на ноги встал, а через три уже и на охоту недалёкую со всеми отправился. Бельчонок тоже с матушкой там много бывал, смотрел, как травы действуют, что заговоры творят, чувствовал, как тело болящего на них отзывается,
Выводила матушка Бельчонка с Лисёнкой на заре на травы росные. Сама раздевалась да в росе купалась, и сын с дочкою с ней. Зарю-Заряницу встречали, Солнышко славили, а матушка объясняла потом:
— В жаркий день ягодный дух над кустами стоит, а после дождя нет его. Это потому, что ягода на поверхность сок выделяет, а солнышко из него воду выпаривает, оставляя на ягоде основу, которая самая духовитая и полезная. И с травой, и с листьями, и со всеми растениями тоже так происходит. Дождик ту основу смывает, а роса, образовываясь на месте каплями, — растворяет. Поэтому когда мы в росе купаемся, основа та и остаётся на теле, и тело от того великую пользу получает! А травы разные, каждая на свой лад полезна, и делаем мы по-разному. То медленно идём, тело травой щекоча, то бежим, и хлещут по нам травы! А то и вовсе по траве катаемся, тело разминая. А когда полезнее всего это делать?
— На Купалу, — подумав, отвечал Бельчонок. — Потому что в это время Солнце дольше всего соки выпаривает, значит их больше на траве, чем в другое время.
— Правильно думаешь, и ещё пыльцы в это время много! А вот когда бежим мы по траве, Земля-Матушка нам силу даёт! Потом Заря-Заряница в нас дух пробуждает, ввысь его поднимает, и там Солнышко своим первым лучиком дух тот крепит да тело ладит! Вот и получаем мы от всех стихий силу великую да ладно построенную, что нам здраво и возвышенно жить да в ладу со всем Миром быть помогает!
Шло время, год за годом.
Слушал Бельчонок, запоминал, думал да пробовал. Он мог часами сидеть с отцом и «слушать» лес, и уже зная, где кто из его обитателей находится, зол или доволен, здоров или болен. Мог и с дикими зверями играть, с волками, с лосями, и кабаны его за своего держали. Рысь учил, как самому зверем стать или его глазами смотреть, его носом чуять, его ухом слышать. Ужом ползти, волком напасть, медведем ударить, туром лесным врага смести, соколом с неба оглядеться, щукой под водой плыть, корягой затаиться, тиной на воде распластаться! И снова шло время, год за годом, уж вот и опять со дня на день к Ворону идти,
В Речном же жизнь странная стала. Поначалу вроде ладно все жили, праздники вместе праздновали, но славяне, как и раньше, степняки по-своему, а греки по-своему. Дивно было на чужой праздник глянуть. Всё чудно, и интересно, даже из Старого люди приходили поглазеть. Многое в местной жизни речные степнякам показали, и греков многому научили, но чем больше чужаков приходило, тем наглее они становились. Уже и на вече слово кричали, каждый раз себе какие-то привилегии выторговывая. С купцами, так вообще непонятно стало. Раз все свои, так и продавали речные всем по одной цене, что речным, что пришлым. Да вот, как едут степные купцы с речными в степь, так там у степных купцов товар берут, а у речных нет, хоть тресни. Кончалось тем, что Чербей и Каркан у речных всё скупали за полцены да тут же спокойно продавали своим знакомцам да родичам-степнякам уже за нормальную цену. В столице греческой, что за морем южным, то же самое, только с греками было. И стали речне купцы разоряться, все, кроме Прядоты, коего товарами Каркан распоряжался. Карилис с Деметрием уже давно в старейшины вылезли да думы думали наравне со всеми местными. Законы по-новому мозговали, чтобы всем вместе хорошо жилось, хоть и из разных краёв они сюда пришли. В долгах у них уже больше половины речных ходит, а воевода Горобой им в рот глядит, всё учится да придумывает, как князем стать. В Старое греки и степняки часто наведывались, там пытались свои порядки наладить, но ничего, кроме денег да товаров кое-кому в долг дать, сделать не смогли. Родовид-жрец старины крепко держится, лишнего не позволит. А в Лесное их и вовсе не пустили. Сказали, живём, мол, сами по себе, вас не трогаем, и вы к нам не лезьте, и торговать мы с вами будем своим порядком, а законов ваших не примем. Как ни старались греки да степняки, никак понять не могли дикости лесных. Вот пришли лесные в Старое на торг, и предлагает им грек ткань дивную, хлопковую: