Если Медиас приходил к парикмахеру, лавочнику или булочнику, всюду повторялась та же самая история. Парикмахер, лавочник и булочник получали всемирную известность, и от посетителей отбоя не было. А стоило Медиасу приласкать какую-нибудь собаку, эта собака становилась настолько знаменитой, что люди называли родившихся детей ее именем.
В один прекрасный день Медиас встретил во дворце самую красивую девушку в мире, она была служанкой. Глаза голубые, белокурые волосы, заразительный смех, чарующая улыбка, а зубы белые как снег. У них было тайное свидание в летнем дворце, и Медиас прикоснулся к ней. Потом они оба прикоснулись друг к другу пальцами, губами и языком. А потом они прикасались друг к другу, целовали, гладили друг друга. И у них родились два замечательных сына. А тем временем прекрасная служанка появилась на первых страницах всех газет мира. Фотографы сделали так много снимков, что глаза ее покраснели, а лицо побледнело от сверкания многочисленных вспышек. Она попыталась скрыться от фотографов, взяла ставший знаменитым спортивный автомобиль Медиаса, в отчаянии помчалась с огромной скоростью, чтобы избавиться от вспышек. Но фотографы выстроились длинной чередой на всем ее пути и продолжали делать снимки. Ее ослепило, она наехала на фонарный столб и умерла.
Медиас от отчаяния разрыдался. И это появилось во всех газетах мира. Маленькие сыновья тоже плакали днем и ночью, но об этом ничего не было написано в газетах, потому что принц никогда до них не дотрагивался. Принц никогда не касался сыновей, потому что все их няни, дневная, вечерняя и ночная, внимательно ухаживали за детьми, пока принц и его избранница были на открытии выставки, концерте или на королевской свадьбе, а няни оберегали сыновей от славы и сверкания вспышек. Но теперь мальчики плакали и были безутешны. Они плакали, когда приходила вечерняя няня, и плакали, когда приходила ночная няня, а когда приходила утренняя няня, в промежутке между всхлипываниями они говорили:
— Хочу, чтобы пришел папа! Папа, утешь меня! Папа, полежи рядом со мной! Мне так плохо, папочка!
Но их грустный папа Медиас больше никогда ни до кого не хотел дотрагиваться.
— Это грустная сказка, — сказала Линда.
— Да, — сказал Сигридюр. — Это грустная сказка.
Адальстейн Аусберг Сигюрдссон
Магическая игра
Я стоял у окна и смотрел на озеро. Вчера я видел там большую птицу. Вероятно, это была полярная гагара. Сегодня птиц нет. Сегодня видны только облака над коричнево-красным хребтом и серые горы вдали. Если бы кто-то раньше сказал мне, что я стану узником в таком невероятном месте, я рассмеялся бы и ответил, что не верю в детские сказки. В наше время не может произойти ничего подобного. «Мальчика заточили в скалу» — такой заголовок не произведет впечатления правдивой истории. Но как раз мне теперь предстоит найти любой способ, чтобы отсюда выбраться.
Позади меня только жесткая кровать, на которой я спал, и развалюха стол на одной толстой каменной ножке. Комната больше напоминает пещеру, в которой шероховатые стены сходятся вверху. А входной двери больше нет. Все произошедшее кажется весьма странным. Каким-то колдовством. Мне кажется, что я нахожусь здесь уже не один день. Сегодня утром кто-то просунул мне поднос с подгоревшими кусками мяса через щель в стене.
Все напоминает фильм ужасов. Я не видел той руки, но почему-то представил себе, что она серая и мохнатая. Не хочу спать, потому что во сне мучают кошмары. Но ничего другого здесь делать невозможно.
Смотрю на озеро и нахожу его прекрасным. Хорошо было бы поплавать по нему под парусом, а может быть, половить форель. Я совсем недавно видел, как появлялись то тут то там блестящие рыбки и гладкая поверхность покрывалась рябью. Солнце сияет, но оно не может осветить мою пещеру, хотя окно невероятно большое и простирается от пола до самого потолка. Если бы кто-нибудь проплывал мимо, он неминуемо увидел меня стоящим у окна. Но стекло в окне необычное, по-видимому очень толстое и чуть-чуть зеленоватое. Возможно, снаружи вообще невозможно увидеть, что я стою здесь. Я не хочу думать об этом, но все равно опять и опять вспоминаю, как получилось, что я сюда попал.
Я шел, как всегда, из школы домой. Путь у меня не длинный, часто я хожу вместе с Халлдоуром и Снорри. Но иногда мне больше нравится идти одному. Тогда я прохожу позади церкви и по длинному тоннелю, где много дурно пахнущих баков с мусором. Потом я прохожу мимо каменной стены художественного музея и далее вдоль склона. На всю дорогу у меня уходит в этом случае минут шесть. Вот так я и шел в тот день, о котором теперь мне совершенно не хочется вспоминать.
Когда я вышел из длинного тоннеля с дурно пахнущими баками и уже опять мог глубоко вдохнуть воздух, я увидел мальчика, которого раньше заметил в школе, или, может быть, только подумал, что раньше видел в школе. Он стоял, прислонившись к стене. Я медленно проходил мимо, когда он поманил меня. Я подумал, что он хочет что-то сказать, и поэтому остановился. В ту же секунду я осознал, что забыл в школе ранец. Какой осел! Я вспомнил, что повесил его на крючок в раздевалке, когда надевал куртку. Делать нечего, придется вернуться в школу. Какое-то время я был в нерешительности. И в этот момент он сказал очень тихо и отчетливо:
— У меня есть новая игра!
— Игра? — В тот момент я больше думал о другом.
— Военная игра, — сказал мальчуган. — Хочешь поиграть?
— Она что, у тебя здесь? — Я спросил и посмотрел по сторонам.
— Это компьютерная игра, — уточнил он. — Разве ты видишь где-нибудь компьютер?
— Конечно нет, — сказал я как можно более уверенно. — Я только подумал…
— Ты хорошо играешь в компьютерные игры? — спросил он.
— Нормально, — сказал я. — Во всяком случае в некоторые из них.
— Пошли!
Он не дал мне ни малейшего шанса отказаться. Про себя я подумал, что нехорошо идти в дом к незнакомому человеку. Но в то же время мне показалось, что он не такой уж и незнакомый, если я его встречал в нашей школе. И к тому же я вовсе не собирался оставаться у него долго, потому что еще надо было вернуться в школу за ранцем, а потом идти домой учить уроки. Но он уже шел, и я последовал за ним. Мы обогнули угол дома, вышли на узкую дорожку и оказались перед высокой дверью с полукруглым верхом. Мальчик открыл ее безо всякого ключа.
Мы вошли в небольшую прихожую. Мальчик сказал, что обувь снимать не надо. Он стал подниматься по крутой лестнице впереди меня. И когда я дошел до площадки, он уже открыл дверь в какую-то комнату или, скорее, зал. Там было почти пусто. В середине стоял круглый стол и еще три стула. Я вошел следом. Стены темно-красного цвета, в комнате полумрак. Напротив стола под потолком — окно с маленькими разноцветными стеклами, отчего оно больше всего походило на церковный витраж. Все показалось мне очень странным.
— Не волнуйся, — сказал мальчик. — Это всего лишь игра.
— А компьютер? — спросил я. — Где он?
— Да здесь. — Он похлопал себя по голове.
— Я имею в виду обыкновенный компьютер, — сказал я.
— Все это барахло, — отмахнулся он. — Кстати, как тебя зовут?
— Йонас, — представился я. — А тебя?
— Блим, — ответил он.
— Блим? Ты иностранец?
— Нет, не больше, чем ты.
Он предложил мне сесть за стол, и тут я увидел, что стол был своеобразной шахматной доской. На столе изображены шахматные клетки, все до одной пронумерованные. В середине стола на большом белом поле — рисунок животного, больше всего похожего на коня. Другие поля не имели картинок и были черного и красного цвета.
— Это и есть игра? — спросил я.
— Детский вопрос, — ухмыльнулся Блим. — Ты уже, наверное, видел эту магическую игру?
— Магическую игру?
— Да, настоящую, серьезную игру. А не эти компьютерные детские игрушки.
— Какую еще серьезную игру? — Я действительно его не понимал.
— Играющий либо выигрывает, либо проигрывает.
— Но так бывает в большинстве игр.
— Если ты проиграешь здесь, то сам попадешь внутрь игры.
Я заметил, что он улыбался очень зло, когда говорил: «…сам попадешь внутрь игры». Вся эта история порядком мне надоела. Я почувствовал беспокойство оттого, что сижу здесь и даже не понимаю, о чем мы говорим.
— Я ухожу, — сказал я и встал.
— Уже? — удивился он. — Это невозможно.
— Еще как возможно, — заверил я его.
Тогда Блим молниеносно схватил стол обеими руками и повернул его. Я почувствовал слабый запах машинного масла и услышал неприятный скрежет, в ту же секунду обернулся и увидел, что дверь, в которую мы вошли, исчезла. Я подбежал к стене, но на ней не было ни малейших следов двери.
— Что случилось?
— Где дверь? — спросил я.
— Ушла к тем, кто не хотел играть в эту игру, — усмехнувшись сказал Блим.