Ослепла голова властителя озера, а Тимопей тем временем вынул из неё глаза и на весы положил. Взвесил и перед царской дочерью ответ держит:

– Быть тебе, Марфа-царевна, женой нашему царскому сыну, справился я с заданием. Ровно полпуда пара глаз водяного весит.

Делать нечего, видит царь, что его волшебные задания волшебством же и решаются. Смирился.

– Марфушка, доченька ты моя любимая, красавица ненаглядная, не могу я царское слово нарушить. Раз обещал – придётся отдать тебя замуж за царевича из страны чужедальней.

Устроил царь-государь земель заморских богатый прощальный пир. День пировали, и два, и три. На четвёртый день засобирались гости с невестой домой ворочаться, на родимую сторонушку. Весь город во главе с царём вышел на берег моря проводить в дальний путь сватов и Марфу-царевну.

Отчалили корабли, распустили паруса и отправились в долгое плавание по морю к родным берегам.

Долго ли, коротко ли плыли по морским волнам, да вдруг опять один из кораблей за что-то крепко-накрепко днищем зацепился. Ни вперёд, ни назад плыть не может. Час стоят, два стоят, всё надеются, что стащит корабль волнами и ветром с неведомой мели. Да только всё без толку. Стоит корабль, ни на локоть не сдвинется. Что делать?

Вновь к главному дружке с поклонами пришли:

– Выручай, Тимопей, опустись в море, посмотри, кто там на этот раз наш корабль остановил, в родные края плыть не даёт.

Следом и царевич просит:

– Нырни на дно, мой главный дружка, за это, что попросишь, всё исполню.

– Всё, говоришь? Хорошо, царевич, нырну я на дно морское, вызволю из плена корабль, но вот моё условие: когда на родину вернёмся, первая ночь с Марфой-царевной будет моя, а не твоя.

Делать нечего, согласился царский сын на это условие главного дружки. Обвязали Тимопея крепкой верёвкой, и спустился он под воду. Смотрит: что за диво! Зацепился корабль днищем за трубу большую. Пнул наш молодец со всей силы по трубе, корабль и тронулся с места.

Обрадовались все наверху, в ладоши захлопали:

– Ай да Тимопей, ай да молодец! Освободил наш корабль!

Один царевич общему веселью не рад, не по нутру ему данное главному дружке обещание выполнять, хочет сам с красавицей Марфой-царевной первую ночь миловаться. Подбежал он к борту корабля, перерубил топором верёвку, за которую держался Тимопей, и полетел главный дружка прямо в трубу.

Падал он, падал и упал прямо к одному из домов в подводном царстве. Поднялся на ноги, оглянулся вокруг, осмотрелся внимательно да вдруг как закричит от радости:

– Брат мой, Элисан! Вот так диво! Вот так чудеса! Надо же, где мы свиделись! – в большой лягушке, что сидела на крыльце дома, узнал он среднего брата.

– Батюшки! – вылупила изумлённо глаза лягушка. – Откуда ты, дорогой Тимоша, упал, как на дне морском очутился?

Сел младший брат рядышком на крыльцо и рассказал, как всё это с ним произошло.

– Да-а, не покинули ещё мир людской злоба и предательство, – посочувствовал Ти-мопею брат-лягушка. – Ладно, не печалься, оставайся, погости пока у меня.

– Рад бы я остаться, брат Элисан, да только как же я потом корабль догоню?

– И об этом тебе не стоит горевать-печалиться, догонишь ты корабль царевича и перегонишь.

– Ну, коли так, то с удовольствием принимаю твоё приглашение.

Остался Тимопей гостить у среднего брата в подводном царстве. Посадили его за стол, а на нём яств невиданных не перечесть. Пили да ели, ели да пили, разговорам да воспоминаниям конца нет, но тут Элисан неожиданно говорит:

– Ну, Тимопей, брат мой дорогой, как ни жаль, но пора тебе дальше в дорогу.

Посадил брат-лягушка Тимопея на влажную спину, и отправились они в путь. Один раз скакнул Элисан, верста осталась за спиной, второй раз скакнул, две версты позади оставил. Перегнали вскоре они корабли с царевичем и его свитой, доскакали до желанного берега, и ступил Тимопей на родимую землю.

– Вот что, брат ты мой родной, – говорит средний брат на прощание, – помнишь, приснилось тебе в новом доме, который мы втроём строили, что спишь ты между луной-красавушкой и солнцем-лучезарушкой?

– Конечно, помню, – отвечает младший брат.

– Так вот, Тимоша, приходит время сбыться этому вещему сну. А коль скоро ты наяву будешь спать между ними, то вспомни о нас, братьях твоих, человеческий облик по злой воле отца потерявших.

Вымолвил Элисан наказ и был таков, вмиг пропал в пучине морской.

А Тимопей поклонился родной сторонушке и направился во дворец к царю-батюш-ке. Увидел его царь, обрадовался:

– Какая радость! Главный дружка во дворец пожаловал! А где же мой сын, царевич?

И рассказал тут главный дружка царю всю правду. Осерчал государь, что родной

сын поступком недостойным его доброе имя опозорил, и пообещал, что не позволит кораблям причалить к берегу.

– Раз так, не приму я их! – объявил царь во всеуслышание.

Через три дня показались на горизонте корабли. Все придворные, а с ними и царь, вышли на берег, чтобы встретить долгожданных морских путников. Но обещание своё государь помнил.

Подплывают к полудню корабли к родному берегу, все до одного столпились на палубе, руками машут, рады-радёшеньки, что долгое путешествие за заморской невестой благополучно закончилось, а царь их и спрашивает:

– Где же наш главный дружка, Тимопей? Почему я не вижу его среди вас?

– А он в бурном море утонул, батюшка, – отвечает царевич.

– Что ж, в таком случае, как хотите, но достаньте его со дна морского и привезите ко мне. Пока я его тела бездыханного не увижу, на берег вам не сойти – таков мой указ.

День не пускает, второй, третий, тут царевич и взмолился:

– Позволь нам, царь-батюшка, пристать к берегу, ступить на родимую землю. Невесту мою, Марфу-царевну, не томи на корабле.

– Хорошо, – смилостивился отец, – будь по-твоему. Пущу я вас на родной берег, но только с тем условием, что выполнишь ты своё обещание, данное на корабле главному дружке. Помнишь ли, о чём он просил тебя, и ты слово царевича дал?

– Помню, батюшка, и выполню.

Причалили корабли к берегу, и вся свита с царским сыном и Марфой-царевной сошла на твёрдый берег. Смотрят и глазам верить отказываются. Главный дружка живой и здоровый идёт им навстречу. Невольно назад попятились.

А Тимопей взял свою дудочку, приложил к губам, подул легонько, и опять всё живое пустилось в безудержный пляс. Плясали до тех пор, пока умаявшийся царевич не взмолился:

– Хватит, Тимопей, хватит, остановись! Животы уж болят, жилы на ногах рвутся.

– Пляши, пляши, царевич! Пляши, пока не поймёшь и на всю жизнь не запомнишь, как нужно слово своё держать.

Лишь когда все вконец утомились, решил Тимопей пожалеть их и прекратил играть на волшебной дудочке.

На следующий же день устроил государь шумный да весёлый свадебный пир. Вино да мёд лились рекой, а еды наготовлено столько, что всего не то что перепробовать, но и по названиям перечислить было невозможно.

Но всё когда-нибудь, рано или поздно, кончается, вот и вечер подошёл-подкрался, и пир завершился, и гости друг за другом по домам разошлись. Пора царю молодых в спальню вести, он и говорит:

– Ну, Тимопей, бери невесту с женихом, теперь они муж и жена, и проводи их в супружескую спальню.

– Жену молодую я, государь, в спальню заведу, а вот мужа за дверью оставлю – таков был наш с царевичем уговор. Первая ночь с Марфой мне обещана.

Жалко стало царю оступившегося сына-царевича, он и говорит Тимопею:

– Есть у меня прекрасная дочь, мича-Элення. Хочешь, я её тебе в жёны отдам? Хорошей женой тебе будет.

– Взял бы, царь-батюшка, да ещё неизвестно, что она скажет. А если не мил я ей, то какое же тут счастье.

Царь приказал позвать дочь и спрашивает у неё:

– Элення, доченька милая, выйдешь ли ты замуж за Тимопея, главного дружку твоего старшего брата?

– На то, батюшка, ваша воля, – отвечает царевна Элення, – но коли благословите нас, то лучшего мужа мне и не надо.

Тут же благословил государь молодых на супружескую жизнь, и пошли обе пары в покои: в одну мича-Элення с суженым, а в другую царевич с Марфой.

Лёг Тимопей на широкую мягкую кровать рядом с молодой красавицей женой, и осенило его вдруг:

«Так вот когда я оказался между луной-красавушкой и солнцем-лучезарушкой! Сбылся вещий сон! Где же сейчас мой дорогой старший брат Василь ходит-летает? Где же дорогой мой средний брат Элисан сейчас ходит-скачет? Пришли бы ко мне, ох, и богато бы мы с ними зажили.

Только подумать успел, как в дверь дворцовую вдруг кто-то громко постучал, и голоса приветливые послышались:

– Эй, Тимоша, поспешай, открывай двери, встречай братьев единокровных!

Встал Тимопей с постели, отворил двери, а там оба брата в человеческом облике

стоят, счастливые, что избавились благодаря брату от колдовских чар, и красивые.

Достал тут младший брат заветную дудочку, приложил к губам, заиграл, и вновь пошёл пир на весь мир!