— Ловко, — одобрительно прищелкнула языком старуха, — Пожалуй, ты, скорее, не мышь, а ящерица. Видел этих идиотов? Сначала напакостят, а Вэй выручай. Ну, да, делать нечего, надо останавливать бурю.

— А вы можете?

— Была бы помоложе — запросто, — усмехнулась колдунья, — А сейчас без твоей помощи никак. Готов?

— Да, — ответил Ван, — Надоел этот песок… а почему он к вам в дом не сыплется?

— Вот еще не хватало! — фыркнула колдунья, — Слушай задание.

Тебе надо будет пойти в пустыню — не боишься? — и отыскать песчаного демона.

— Демона?! — вздрогнул Ван.

— Демона, демона, чего трясешься? Этот негодник Хурам, сковал его молнией, а без песчаного демона пустыня словно пес без хозяина.

— А как я его узнаю… демона?

— Очень просто. Он сейчас словно фигурка из стекла. Как заметишь, что буря какое-то место стороной обходит — туда и иди. Там песчаный демон лежит. Найдешь, положишь фигурку вот в эту ступку и вот этим пестиком в песок истолчешь. Демон и оживет.

— И остановит бурю?

— Остановит. Ну, иди. Да, возьми мой платок, голову укрыть.

Ван с сомнением оглядел платок колдуньи. Редкий какой, насквозь просвечивает, но послушно обмотал им голову, взял подмышку ступку с пестиком и за порог вышел.

Буря словно только этого и ждала, накинулась, засыпала песком. Ван сначала зажмурился и рот плотно сжал, но, удивительное дело, ни одна пылинка не проникла сквозь ветхий платок колдуньи.

Пошел Ван в пустыню. Наклонился навстречу ветру чуть не до земли, еле ноги переставляет. Трудно Вану, но упрямый он, как ишак, как сто ишаков, как тысяча ишаков, куда с таким буре справиться!

А буря все сильнее, а ветер такой, что песчинки под кожу загоняет, но терпит Ван, идет по барханам. Вдруг видит, впереди песок стеной до самых туч, песчаные смерчи перед той стеной, словно стражи. И все разом на Вана набросились! Закрутили, завертели, опрокинули, платок колдуньи с лица сорвали, забили рот, нос и глаза песком. Но Ван не растерялся. Выхватил пестик, и, будто мечом, по смерчам ударил. Рассыпались смерчи. А Ван платок поправил, глаза протер, и к стене подполз. Ударил по ней разом и ступкой, и пестиком, и рухнула стена. А за ней никакой бури! Солнце сияет в голубом небе, освещает высокий бархан, играет бликами на стеклянной фигурке, похожей на человеческую, что лежит на вершине бархана.

Дальше все просто. Хоть и жалко было Вану такую красивую фигурку в песок толочь. А когда демон ожил, буря тут же и стихла, словно собака, хвост поджала от хозяйского окрика.

С тех самых пор песчаный демон покровитель всех джарцев…

Бестолковее Вана не было юноши в деревне. За что не возьмется — все из рук валится. Пойдет рыбу ловить — удочку утопит; начнет в поле сорняки полоть — после хоть заново не сей; а решит помочь соседу заменить колесо арбы, так сначала колесо сломает, а потом и арбу.

Все в деревне потешались над Ваном, прохода не давали. "Эй, Ван! — кричали ему девушки, — Помоги веревку распутать, а то никак узлы не завязываются."

Но если постоянные насмешки и задевали Вана, то вида он не показывал. Никогда на них не отвечал. "Слава Богам-Близнецам, что хоть характер у него легкий, необидчивый," — вздыхала мать. "Ну, и чему ты радуешься, женщина? — сердито спрашивал отец. — Эх! Был бы наш болван девкой, отдали бы замуж куда подальше — и горя не знали. Ну какая из него опора в старости? Какая?!"

Любимым занятием Вана было сидеть на берегу ручья и бросать камни в воду. И еще — охота. Правда, какой из Вана охотник, вы, наверное, уже сами догадались. Но в этом увлечении отец, как ни странно, Вана поддерживал. Может быть, потому, что пока Ван бродил по склонам Черных гор, в доме его родителей ничего не ломалось, и соседи с жалобами на непрошенного помощника не прибегали.

И вот однажды Ван попал в горах под дождь. Да не просто под дождь, а под страшный ливень. О том, что надвигается гроза, Ван узнал заранее, по верным приметам: внезапно умолкли птицы, стих ветер, небо стало похоже на облитую голубой глазурью хрупкую фарфоровую чашу, воздух сгустился и звук шагов Вана в нем сделался необыкновенно отчетлив, будто Ван шел не по узкой горной тропинке среди белого дня, а крался темной ночью по брошенному хозяевами дому.

"Э-э, — подумал Ван, — надо где-нибудь спрятаться, а то промокну." Но, сколько ни вертел головой, никакого укрытия на голом склоне не видел. Да и сама местность была незнакомой. Стала незнакомой. Горы словно испугались приближения грозы, отчего вмиг утратили привычный добродушный облик.

Ван заторопился к видневшемуся невдалеке лесу, но не успел. Налетевший ветер застал его на полпути. И следом — тучи. И молнии. И гром такой, что тут же заложило уши. И дождь с градом. Ван неловко подскользнулся на мокрых камнях, взмахнул руками и закувыркался вниз.

Очнулся Ван почти у подножия. Гроза ушла и солнце припекало вовсю. Удивительно, но юноша отделался синяками и ссадинами, да изодранной в лохмотья одеждой, да громадной шишкой на лбу… И тут выяснилось, что он потерял любимый отцовский лук, взятый без спроса, в тайной надежде на охотничью удачу. То, что вместе с луком пропал мешок с едой, хотя до деревни дня три пути, Вана ничуть не расстроило. Подумаешь, еда! Можно и поголодать. А вот лук… Ван так хотел хоть раз прийти с охоты не только с букетиком цветов для матери. Так хотел с небрежной улыбкой бросить у порога тушу архара или протянуть отцу полный мешок кекликов, осторожных горных куропаток, и сказать: "Вот…"

Напрасно Ван ползал по склону в поисках лука — тот словно под землю провалился. "Завтра продолжу, — упрямо пробормотал Ван, когда наступила ночь. — Если не найду — домой не вернусь. А сейчас выберу место поровнее, наломаю можжевельника для постели и как-нибудь переночую."

Если бы Ван не был таким упорным, если бы в ту ночь не было полнолуния, если бы корни можжевелового куста не подмыло дождем — то, наверное, и сказки бы этой не было. А так… что это блеснуло под корнями? И вот она — серебряная стрела — в руках у Вана.

Вертит юноша находку, удивляется. Древко легкое, хоть по виду и металл, наконечник острый, как игла, оперение из странных гибких чешуек. И чистая, будто и не в земле была. И кто ее в землю зарыл, и зачем? Понятно Вану только то, что стрела эта волшебная, но вот к добру находка, или…

Внезапно сверху послышался шум, посыпались мелкие камни. Вздрогнул Ван, обернулся. А прямо над ним — рукой подать — стоит на скале горный козел, архар, лобастую голову горделиво вскинул, на витых рогах луный свет играет.

Вспоминая эту встречу, Ван всякий раз удивлялся. Что заставило его мгновенно перехватить стрелу за середину древка и метнуть, словно копье? Да с такой силой, что горло архара пробило навылет. Неужели стрела виновата? Или это он сам так хотел вернуться домой с добычей, что, не будь под рукой стрелы, и камень бы кинул?..

О пропавшем луке Вана даже не спросили. Родителям было довольно того, что сын вернулся живым и здоровым. Та гроза, под которую угодил Ван, и деревню не миновала, натворила бед: молнии два дома сожгли, а градом весь рис побило. А еще отец был очень горд тем, что его сын подстрелил архара. Вслух ничего не сказал, но Ван-то видел по глазам.

С тех самых пор не было в деревне охотника удачливее Вана. Другие неделями бродят попусту, а Ван утром уйдет в горы, а к обеду с десятью фазанами возвращается. Насмешничать над ним перестали, и многие соседки посылали в дом к Вану своих дочерей, будто бы по хозяйственной нужде. Даже тому, что Ван, как и прежде, часами просиживал над ручьем, бросая в воду камни, нашли новое объяснение. Мол, для меткости и твердой руки упражнение.

Одной только матери открылся Ван. Все рассказал. Помолчала мать. "Ну, что ж, сынок, видно так Боги-Близнецы положили. Боюсь, только, не к добру твоя находка, неспокойно мне как-то…" "Да ты что, мать? — воскликнул Ван, — Это же наверное стрела какого-нибудь древнего героя. И не закапывал ее никто — она просто потерялась. Во время охоты. Ты повспоминай, ты же много историй про героев знаешь."

Однако в тот же день Ван стрелу покрасил. Чтобы не выделялась. Правда, обычная тушь на ней не держалась, но Ван сообразил замешать черный порошок на крови. И опять, словно кто-то подсказал так поступить.

А осенью в Подлунной объявился дракон. Прилетел он не со стороны моря, а из-за Черных гор. Был он в два раза больше обычных драконов и в десять раз кровожаднее. Крылья и тело его были не алые или зеленые, а белые, как лед, за что его прозвали Ледяным драконом. Из уст в уста передавали страшные рассказы о нападениях Ледяного дракона со множеством, как водится, самых неправдоподобных подробностей. "На женщин, детей и скот он не нападает. Только на мужчин, особенно, если они с оружием, даже хотя бы с мотыгой." "А что жрецы говорят?" "Что они могут сказать?! Испытание, говорят, посланное Богами-Близнецами… Но я слышал от верного человека, будто бы одна из старух Вэй этого дракона узнала. Знаешь, кто он?.. Сам Царь Драконов, живущий в ледяном озере в Черных горах." "Да ну!" "Точно. Он тысячи лет спал на дне озера, а теперь его кто-то разбудил." "Кто?" "Вот бы знать!"