Между тем, Ледяной дракон продолжал наводить ужас на Подлунную. "Слыхала, соседка? Дракон сжег целую армию, которую посылал на него император. Теперь вот ополчение собирают." "Ой, беда!" "Да-а, так мы и без мужчин останемся…" "А может быть, ополчение из женщин набрать? Дракон-то их, вроде, не трогает." "Это пока не трогает. И чем, интересно, ты воевать собираешься? Мотыгой?"

Отряд, в котором оказались Ван с отцом, встал лагерем у подножия Черных гор. "Дракона, говорят, видели около Большой пустыни, — сообщил ополченцам командир, иссеченный шрамами старик, — Но, все равно, надо быть готовыми к нападению. Поэтому, костров не жечь, спать по походному и выставить дозоры."

Вану выпало идти в караул на рассвете. Его привели на берег ручья, откуда далеко просматривались горы. "Уснешь — шкуру спущу," — пригрозил ему напоследок командир. Мог бы и не пугать, у Вана и так сна ни в одном глазу. До боли он всматривался в неясные силуеты Черных гор, ожидая и страшась увидеть дракона. Так прошел час, другой. Показалось солнце, ночь холодной тенью припала к земле и уползла под камни. Ван устал и продрог, и чтобы развеятся, по старой привычке, принялся кидать в ручей камешки.

- Тебе разве не говорили, что взрослым этого делать не надо? — внезапно услышал Ван за спиной. Вскочил испугано, выхватывая из колчана серебряную стрелу, окрашенную черной тушью, замешанной на крови.

- О, какой грозный! — рассмеялась неизвестно откуда появившаяся девушка, — Не обижай меня, воин, пожалей!

- Ты кто?

- Человек. Сам не видишь?

- Прекрати смеяться.

- Это почему?

- И вообще, иди отсюда.

- Вот еще! Тут мой дом. Это вы со своей горе-армией лучше уходите.

Ван сердито супил брови и говорил резко, но при этом не мог отвести глаз от девушки. Такой красавицы он в жизни не видел. Невысокая, стройная и грациозная, с длинными волосами цвета весенней ночи; ее глаза были, были подобны двум бездонным горным озерам; губы… Ван помотал головой, словно отгоняя наваждение. А девушка, не обращая внимания на его показную суровость, начала спрашивать о том, откуда Ван родом и чем занимался до того, как пошел биться с драконом. Юноша и не заметил, как перестал хмуриться. Спохватился, когда услышал невдалеке шаги.

- Новый дозор идет. Тебе лучше уйти, а то командир не посмотрит, что у тебя тут дом — посадит на арбу и отправит в город.

- Хорошо, — кивнула девушка, — Приходи сюда завтра утром.

- Эй, а почему нельзя камни в ручей кидать?

- У нас говорят: не бросай камни в бегущую воду — не дразни царя драконов. Приходи завтра, с тобой забавно, — и девушка легко побежала по узкой тропинке, и скрылась за поворотом за мгновение до того, как с другой стороны показались двое сонных вояк.

Ах, если бы Ван проследил за незнакомкой! Как бы он удивился, узнав, что она называет домом.

Девушка прошла совсем немного, остановилась около большого камня, негромко хлопнула в ладоши, и камень, утратив вес, взлетел, открывая вход в пещеру.

- Отец, он ничего не знает, — говорила девушка в темноту.

- Сейчас не знает — потом узнает, — донесся ответ. И от звуков этого могучего голоса вздрогнула пещера.

- Отец, не надо. Я сама справлюсь.

- Он тебе понравился? — скрывающийся в темноте хохотнул, — Долго я ждал этого.

- Чего, этого? — гневно воскликнула девушка, и щеки ее заалели.

- Этого, этого, — поддразнил ее скрывающийся в темноте, — Ладно, подожду еще. До завтра.

Целый день Ван перебирал в памяти каждое мгновение утренней встречи. Со стороны казалось, что он спал на ходу. Да и у девушки работа валилась из рук. На другое утро, когда девушка собиралась на встречу с Ваном, скрывающийся в темноте сказал:

- Интересно было бы посмотреть на твоего героя, — и голос его прозвучал очень тихо, как голос обычного человека.

- Скоро солнце взойдет, отец. Ты же знаешь, какой облик ты принимаешь днем.

- Ну и что? Сегодня туман.

- Пожалуйста, прошу тебя!

- Ну, хорошо, хорошо. Иди уж…

Ох и плохо стоял в дозоре Ван этим утром. Не на горы, укутанные туманом, смотрел он, а на тропинку, по которой ушла девушка. И все гадал, как сложится их вторая встреча, о чем они будут говорить. Но все обернулось совсем неожиданно.

Девушка появилась из тумана внезапно, и глаза ее были серьезны.

- У тебя есть одна вещь, которая тебе не принадлежит, — так начала она.

"Откуда она знает о стреле?" — вздрогнул Ван. И страшная догадка пронзила его: колдунья, она колдунья! Вот горе!

- Не бойся, я не колдунья. Ну, может быть, самую чуточку, — догадалась девушка по молчанию Вана. — Эта… вещь… отдай ее мне. Я знаю, как с ней надо поступить… Может быть, теперь ты не захочешь со мной встречаться, но… отдай, пожалуйста…

Ни мгновения не колебался Ван: достал из колчана серебряную стрелу, протянул девушке. Но та отдернула руку.

- Это не то!

- Я ее покрасил. Сейчас отмою.

Ван бросился к ручью, боясь, что девушка исчезнет, и вдруг услышал в тумане взмахи тяжелых крыльев. Ветер, поднятый ими, разогнал туман, и Ван увидел Ледяного дракона.

- Беги! — закричал Ван девушке, выхватил лук, натянул тетиву.

- Не-ет! — воскликнула девушка. Но поздно. Тренькнула спущенная тетива, мелькнула черной молнией стрела, глубоко, по самое оперение вонзилась в грудь Ледяного дракона. Судорожно забил дракон крыльями, выдохнул длинную струю кроваво-алого пламени. Но не в Вана, почему-то не в Вана. И нападать не стал: трудно, словно преодолевая смертельную боль, развернулся и скрылся в тумане…

Прошло почти полгода. Давно отгремели празднества по случаю победы над драконом. Из рук самого императора получил Ван положенную награду. Постепенно жизнь его наладилась. Императорских денег было столько, что Ван теперь мог до самой старости сидеть на берегу ручья, кидая в воду камешки, но странная печаль жила в глазах юноши, и награда была ему не в радость. Часто, забросив на плечи котомку и воооружившись одним лишь крепким посохом, уходил Ван в Черные горы и бродил там.

И вот однажды, когда ранним утром Ван стоял и смотрел, как ночная тень торопливо уползает под камни, за его спиной прозвучал знакомый голос:

- Здравствуй, Ван. Как долго тебя не было.

На свадьбе Вана, победителя Ледяного дракона, гуляла вся деревня. Хотя, многие веселились, едва скрывая досаду.

- Будто не мог у нас невесту выбрать. Привел неизвестно откуда неизвестно кого.

- Ой, да будет тебе, соседка! Ты глянь, зато, какая красавица! И Ван наш тоже хорош. Наверное, дети у них будут на загляденье.

Да, дети будут красивыми. Один ребенок. Мальчик. И родится он с крохотной серебряной стрелой, зажатой в кулачке.

"Та, Которая Улыбается Солнцу" переводится с языка Подлунной "Би-Юнь", а "Дэй-Тян" означает "Дарящий Радость". Однако, так было не всегда. Когда-то иероглифы "Би-Юнь" читали как "Та, Которая Спит", а "Дэй-Тян" — как "Человек, Прячущийся В Собственную Тень", и были это вовсе не имена.

Опасно ссориться с колдуньями Вэй: обид старухи Вэй не прощают, а извинений не признают. Может пройти много лет, человек, обидевший колдунью Вэй, уже и думать забудет о том, что ему грозит опасность, как вдруг…

Никаких торжеств и празднеств по случаю рождения дочери император Ла не устраивал. Наоборот, в окнах дворца были вывешены траурные флаги, а сам император на девять лун облачился в белые одежды, скорбя по своей любимой жене, умершей во время родов. Лучшие врачи Подлунной оказались бессильны противостоять тени Безымянного Бога. Даже старуха Вэй, призванная на помощь, ничего не смогла поделать.

— Не говори мне о воли Богов! — кричал на нее обезумевший от горя император, изо всех сил сжимая холодные руки своей любимой жены, — Все неучи и шарлатаны прикрываются этой ложью! Из уважения к сединам, я не брошу тебя в яму, но чтобы к вечеру и ноги твоей не было в столице. Ты слышала меня, Вэй?

— Я слышала тебя, — ответила старуха, — Я слышала все твои оскорбления. Что ж, да не случится больше в этом доме подобных смертей.

Из складок одежды колдунья Вэй достала свиток с иероглифами и положила его в колыбель. "Би-Юнь" было написано на бумаге, "Би-Юнь" — "Та, Которая Спит".

— Что ты там подсунула, карга? — воскликнул император, смял свиток и бросил его в жаровню на фиолетово-алые угли. — Эй, стража! Гоните прочь эту лже-знахарку и унесите… — император, не скрывая отвращения, указал на дочь.

В дальних покоях дворца росла Би-Юнь. Да, Би-Юнь: одна из кормилиц успела прочесть иероглифы на том свитке, что старуха Вэй положила в колыбель. Очень уж подходило это прозвище тихой и молчаливой девочке, гораздо больше родного имени. И ведь никто из придворных даже и не подумал, что не прозвище это вовсе, а проклятие, такие вот дела.