В одной далекой стране с незапамятных времен в изголовьях детских кроватей подвешивают восемь колокольчиков. Один колокольчик серебряный, другой нефритовый, третий глиняный, четвертый выточен из сосны, пятый сшит из кожи, шестой сделан из высушенной тыквы-горлянки, седьмой — из бамбука, восьмой сплетен из шелковых нитей.

Считается, что, собранные вместе, колокольчики обретают волшебную силу: они теперь умеют слушать ветер. Причём каждый колокольчик отзывается только на свой, особенный ветер, которых, как вы наверное уже догадались, тоже ровно восемь. Но колокольчики умеют не только слушать, они могут пересказывать услышанное. К сожалению, понять их речь может только спящий. Ему словно снится сон — весёлый или грустный, похожий на правду или совсем сказочный — всё зависит от того, какой из своих историй поделились ветры с колокольчиками.

Давным-давно, жил один бедняк. Был он настолько беден, что его никто и по имени-то не звал — велика честь! Даже его супруга обращалась к нему не иначе, как "Эй, ты!"

По профессии был этот бедняк горшечником, но мало находилось желающих покупать его кособокие кувшины и горшки со стенками разной толщины.

Однажды пошёл бедняк к реке, чтобы набрать глины для работы, и вдруг увидел целую толпу детей. Они сгрудились вокруг одной из глиняных ям, которыми был изрыт весь берег реки, размахивали руками и громко кричали. Бедняк здорово рассердился: он то думал, что вот сейчас придёт, сядет у воды, и в тишине да покое помечтает о чём-нибудь, а тут такой гомон.

- А ну-ка! — напустился он на детей, — Пошли отсюда! Ну!

Дети испугались и бросились врассыпную. Бедняк приблизился к яме посмотреть, почему они тут шумели. Вот те на! На дне, сжавшись в комок, лежал старый лис. Шкура его, когда-то наверное рыжая и густая, была почти совсем седая и словно молью траченная. Да ещё глиной перепачкана.

Лис тяжело и быстро дышал, как будто только что убегал от кого-то. Бедняк заметил вокруг лиса множество камней. "Это дети накидали, — догадался бедняк и невольно посочувствовал лису, — Вот ведь угораздило бедолагу. Так бы и забили до смерти." Лис, тем временем, высунул морду из-под лапы и коротко взглянул на бедняка печальными, по-стариковски слезящимися глазами.

- Ну, чего смотришь? — прикрикнул на него бедняк, — Как это тебя в яму занесло?.. Ну ладно, сейчас я тебе помогу.

Бедняк неловко спрыгнул вниз и опасливо протянул руки к лису:

- Кусаться не будешь?

Лис, словно понимая, что ничего плохого с ним делать не собираются, даже не шелохнулся. Бедняк осторожно поднял его и, поднатужившись, перевалил тяжёлое тело через край. Лис негромко тявкнул, будто благодарил, и, прихрамывая, затрусил к недалёкому лесу.

- Дура-ак! Ох, какой дурак! — простонала жена, услышав рассказ бедняка о спасенном лисе. — Нет бы домой лисью шкуру принести!

- Да как у тебя язык повернулся сказать такое? — возмутился бедняк.

- Уйди! Уйди с глаз моих долой! — закричала жена, выталкивая мужа из дома. — Ночуй во дворе, если такой добрый!

Бедняк постоял перед закрытой дверью, потом вздохнул и отправился под навес, где у него располагались гончарный круг, небольшая печь для обжига и широкая лавка. "Ну и ладно, — подумал бедняк, почёсывая голодный живот, — К утру, глядишь, успокоится." Приспособил вместо подушки кое-как очищенную от глины куртку, растянулся на лавке и уснул.

И приснился ему лис. Всё ещё поджимающий раненую лапу, но уже не грязный и жалкий. Наоборот, седая шкура лиса в сиянии полной луны богато отливала серебром.

- Спасибо тебе, человек, — вдруг сказал лис. Важно, словно большой начальник.

- Да чего там! — смутился бедняк, ничуть не удивившись тому, что лис разговаривает. Сон ведь.

- В благодарность за спасение сделал я тебе подарок, — продолжил лис. — Теперь глина в той яме, откуда ты меня вызволил, волшебная. Тебе достаточно пожелать, и она превратится в любую вещь.

- Хорошо бы, — вздохнул бедняк.

- Так и будет, — произнёс лис, — От заката и до рассвета. Только помногу за один раз не загадывай и денег или пищи не проси, — с этими словами лис махнул хвостом и будто растворился в лунном свете.

Проснулся бедняк ещё до солнца, от холода. Густой туман окутывал деревню: вытяни руку, пальцы чуть видны. Прыгая возле лавки, чтобы согреться, бедняк припомнил ночные видения, улыбнулся невесело. Тут он сообразил, что так и не набрал глины для работы. На гончарном круге лежал лишь небольшой комочек — то, что вечером счистил с куртки.

- Эх, — воскликнул бедняк, — была бы эта глина и впрямь волшебной, приказал бы: "Стань красивым кувшином. Таким, что и самому императору бы понравился!" А она — раз, и… Ох!

Кусок глины в центре гончарного круга вдруг серебристо вспыхнул, где-то вдалеке чисто, как при ясной погоде, прозвенел колокольчик. И, раз! Стоит, лаково поблёскивая, крохотный кувшинчик, да такой красивый, что наверняка и самому императору бы понравился. Бедняк выпучил глаза и открыл рот, не зная, то ли обрадоваться чуду, то ли испугаться.

Сколько он так простоял, не ведомо. Очнулся, когда на пороге дома показалась позёвывающая жена и приказала воды принести, завтрак готовить. Бедняк промычал в ответ, тыкая пальцем на кувшинчик.

- Чего? Онемел, что ли?.. Ой, красота какая!..

О завтраке, конечно, забыли. Торопясь и захлёбываясь словами, бедняк трижды пересказал свой сон и вчерашние события, пока жена не приняла решение.

- Значит так: никому не говори! Понял? Ни единой душе! А сейчас беги к реке и набери столько глины, сколько унести сможешь и ещё столько же!

- Лис сказал, что помногу нельзя, — попытался возразить бедняк.

- Много он понимает, этот твой лис! — перебила жена. — Беги, пока туман не разошёлся и соседи не видят. А кувшин я спрячу… ты что, не мог побольше потребовать? У-у, бестолочь! Давай, иди за глиной.

Всю следующую ночь бедняк с женой не спали — желания загадывали. Глина слушалась только бедняка, зато превращалась во что угодно: в новый казан, в одежду, в хозяйственную утварь, но лучше всего получались кувшины. С узкими и широкими горлышками; с тончайшими, но необычайной прочности стенками; изукрашенные узорами и картинками; в ювелирной металлической оплетке; в форме разных животных, рыб или птиц. Всё, что годами рисовал себе в воображении бедняк, вдруг становилось реальностью. Разумеется, жена потребовала загадать сундук с деньгами и драгоценностями, но бедняк воспротивился:

- Лис строго-настрого запретил.

- Много он понимает…, - завела было жена, но отвлеклась на примерку нового платья. — Ничего, я что-нибудь придумаю.

Бедняк на это ничего не сказал и тоскливым взором окинул убогую комнатку, чуть не до потолка заваленную волшебными вещами. Хорошо, хоть, рассвело, и глина больше ни во что не превращалась.

- Не проголодался? — вдруг непривычно ласково спросила жена. — Сейчас за водой схожу, чего-нибудь приготовлю.

- Как соседям объясним? — вздохнул бедняк.

- Не бойся, — хитро улыбнулась жена, — Я им скажу, что ты специально лучшие свои работы не показывал, выполняя обет перед учителем. А теперь срок обета прошёл. Да, продавать в столицу поедем, здесь нам за этакую красоту настоящей цены всё равно не дадут, — и она любовно погладила кувшин в виде огненнокрасного дракона с золотистыми крыльями. Солнечный луч, скользнув сквозь трещину в бычьем пузыре, закрывавшем окно вместо слюдяной пластины, отразился в агатово-чёрных глазах дракона, и сердце бедняка сжалось в нехорошем предчувствии.

- Зачем в столицу? — спросил он.

- Затем! Как был бестолочью, так и остался, — отрезала жена.

И ведь всё у жены горшечника получилось. Из столицы они вернулись на четырёх повозках. Односельчане только диву давались.

- Ну, надо же. А мы думали, что хуже нашего гончара во всей Подлунной не сыскать. Какой хитрец! — удивлялись одни.

- Он же учился у главного гончара императора, — снисходительно объясняли им другие. — И мастер с него обет взял: до его смерти искусство своё не показывать — наверное боялся должность потерять. А на прошлой неделе мастер умер. Вот наш и открылся.

- Что ж он не мог все эти годы потихоньку приторговывать? — удивлялись люди. — Ведь в какой нищете жил!

- Ну, кому Боги-Близнецы дают умную голову, а кому — золотые руки…

Жена горшечника слушала эти пересуды и гордилась собой: надо же как она хитро всё устроила, никто не догадался. Про смерть "главного гончара императора" тоже она придумала.

Первым делом, по возвращении из столицы, жена горшечника затеяла строительство нового дома, причём каменщиков и плотников наняла городских, а дом распорядилась поставить у реки. Так, чтобы яма с волшебной глиной оказалась во дворе. "Бережёному и БогиБлизнецы улыбаются," — приговаривала она.