После концерта она поехала домой и медвежонка прихватила с собой. Было уже поздно, её маленький сын крепко спал, и она положила Тэдди рядом с ним на кровать.
Утром мальчик проснулся, увидел у себя на кровати медвежонка и крепко его обнял. И Тэдди сказал ему:
— Пии-и-и!
ХОП!
Жил-был на свете кузнечик. Он был ещё совсем маленький. Звали его Джонни. Пошёл он однажды на прогулку и повстречал лягушку.
— Ква-ква,— сказала ему лягушка.— Ну и лентяй ты! Кузнечикам ведь полагается прыгать, а ты топ-топ-топаешь.
— Прыгать? — удивился Джонни.— А как это?
— Ква, не знает, как прыгать! А ещё кузнечик! — возмутилась лягушка.— Могу тебя научить. Что ты мне за это дашь?
— Ничего. У меня ведь ничего нет.
— Тогда прощай! — И лягушка ускакала прочь.
Джонни пошёл дальше и повстречал кенгуру. Как она
прыгала! Хоп! Хоп! Хоп!
— Научи меня, пожалуйста, прыгать,— попросил её Джонни.
— С удовольствием,— сказала кенгуру.— А ты меня чему научишь?
— Я ещё ничего не умею,— признался кузнечик.
— Хм, тогда прощай! — И кенгуру ускакала от него — ХОП-ХОП-ХОП!
Джонни очень огорчился и пошёл дальше. Навстречу ему попалась блоха. У неё было хорошее настроение, и она высоко прыгала.
— Привет, кузнечик! — сказала блоха.
— Привет! — сказал кузнечик.— Не могла бы ты научить меня прыгать?
— С удовольствием,— ответила блоха.— А ты позволишь мне укусить тебя?
Джонни чуть не заплакал от обиды.
— Маленьких не кусают,— сказал он.
— Тогда нам больше не о чем говорить! — сказала блоха и ускакала.
А Джонни пошёл дальше и увидел на земле чьи-то следы. Чьи-то ПРЫГАЮЩИЕ следы, потому что они шли параллельно друг другу, вот так:
Джонни был очень умный кузнечик и сразу понял это, потому что, если бы следы были не прыгающие, а ШАГАЮЩИЕ, они бы выглядели так:
Джонни пошёл по этим следам и пришёл к воробью. А воробьи очень любят кузнечиков, особенно на завтрак и на обед.
— Пожалуйста,— попросил его Джонни,— научи меня прыгать.
Воробей протянул к нему свой острый клюв, Джонни испугался — ХОП! — и подпрыгнул.
И запрыгал от воробья прочь.
Хоп! Хоп! Хоп! Хоп!
— А почему у тебя все сказки такие короткие? — спросил Рррр, когда Дональд кончил рассказывать.
— Потому что я должен успеть рассказать сказку за десять минут.
— А почему нельзя за пятнадцать?
— Ты разве забыл: ведь я сочиняю свои сказки для телевидения. Я должен и сказку рассказать, и нарисовать к этой сказке картинки — и всё за десять минут. Это называется десятиминутная передача. Я уже привык писать так, чтобы в короткой истории сказать самое главное.
— А зачем?
— Что зачем? — не понял Биссет.
— Вот если бы тебя спросили: зачем ты пишешь свои сказки?
— Зачем?..— задумался Дональд Биссет.— Лучше я тебе скажу, почему я пишу сказки. Потому что зеленеет трава и растут деревья. Потому что я слышу, как гремит гром и стучит дождь. Потому что я люблю детей и зверей. Я снимаю шляпу перед божьей коровкой. Я глажу кошек и люблю ездить верхом.
— И сказки любишь писать?
— Очень люблю. Но если бы меня заставили писать о том, что меня не радует и не волнует, я бы ничего не сумел написать.
— Хм,— сказал тигр,— значит, ты и сказки любишь писать. И ездить верхом. А вчера ещё говорил, что любишь играть на сцене в театре. А разве можно любить сразу и то, и другое, и третье?
— Конечно! Тогда ты богатый.
— А ничего не любить?
— Ничего не любить, по-моему, самое страшное. Кто ничего не любит, никогда не может быть счастливым. Вот я расскажу тебе сказку про счастливого Реджинальда, послушай.
СЧАСТЛИВЫЙ РЕДЖИНАЛЬД
Коня звали Реджинальд. Он часто грустил.
Вообще-то ему нравилось бегать рысцой по парку. Скакать через изгородь и получать в награду кусочек сахара.
И в сё-таки иногда он грустил, потому что ему хотелось научиться делать ещё кое-что.
Ну, например, рисовать картинки или петь. Играть в симфоническом оркестре. Или быть доктором.
Его хозяин, синьор Антонио, был дирижёром. Он дирижировал симфоническим оркестром.
Однажды, когда синьор Антонио репетировал в зале, Реджинальд зашёл к нему в гости.
— Рад тебя видеть, Реджинальд! — приветствовал его синьор Антонио.— Хочешь кусочек сахара?
Но Реджинальд покачал головой.
— А морковку?
Реджинальд опять покачал головой.
— Отчего ты такой грустный? Что случилось, дружок? — спросил синьор Антонио.
Реджинальд поднялся на сцену и подошёл к дирижёрскому пульту, за которым стоял синьор Антонио.
— Может быть, тебе хочется дирижировать оркестром?
Реджинальд кивнул.
Синьор Антонио вручил ему дирижёрскую палочку. Реджинальд зажал её передними копытами и попробовал дирижировать. Но шлёпнулся носом. Это ему не понравилось. Он не любил шлёпаться носом.
— Попробуй держать ее в зубах,— посоветовал синьор Антонио.
Так Реджинальд и сделал. Он очень хорошо дирижировал оркестром, пока исполнялась медленная ЧАСТЬ. А вот когда началась быстрая, у него закружилась голова.
— Ай-ай,— сказал синьор Антонио,— из тебя мог бы выйти очень хороший дирижёр, но только отЧАСТИ. Может, тебе лучше попробовать играть на скрипке? Или нет, скрипка слишком мала для тебя. Лучше на виолончели. А ещё лучше — на контрабасе!
Реджинальд согласился. Но это оказалось не так-то просто. У него ничего не получалось, смычок не слушался.
— Пожалуй, контрабасист из тебя тоже не выйдет,— сказал синьор Антонио.
Тогда трубач Арнольд протянул Реджинальду свою трубу.
— Попробуй играть на трубе! — сказал он.
Трум-ту-ру! Трум-ту-ру-ру!! Ру-ру!
Из Реджинальда получился прекрасный трубач. Только весь оркестр разбежался! Реджинальд играл слишком громко. У всех так гудело в ушах, что никто не слышал ни себя, ни других.
— Не можешь ты быть трубачом! — сказал синьор Антонио.— Оркестр от тебя разбегается.
Реджинальд от обиды заплакал.
— Не плачь! — сказал синьор Антонио.— Вот тебе яблоко! Ты хорошая лошадь. Только в оркестре не можешь играть. Ступай домой. Я скоро вернусь, и мы с тобой отправимся в парк. Ты будешь трусить рысцой и скакать через изгороди.
Синьор Антонио похлопал Реджинальда по спине.
— Я должен кончить репетицию. Сегодня вечером у нас концерт.
Реджинальд отправился домой, а синьор Антонио продолжал репетицию с оркестром.
Музыканты играли очень хорошо, и синьор Антонио был ими доволен.
Но вдруг барабанщик Гарри расчихался:
— Апчхи, апчхи, апчхи...
— Будь здоров!
— Апчхи...— не мог остановиться Гарри.— Кажется, я заболел. Наверное, простудился.
— Тогда иди скорее домой и ложись в постель,— сказал синьор Антонио.— Не забудь выпить горячего молока и поставить градусник!
Когда Гарри ушел, синьор Антонио призадумался:
— Какой же оркестр без барабана? А вечером уже концерт, разве мы успеем найти нового ударника? Ай-ай- ай!
— Так пригласите Реджинальда! — посоветовал трубач Арнольд.— У него наверняка прекрасный удар.
— Конечно, громко он играть сумеет, а вот будет ли он знать, когда ему вступать? — смутился синьор Антонио.— Впрочем, я ведь буду дирижировать и дам знак, когда ему играть. Решено! Синьор Арнольд, бегите за Реджинальдом.
Трубач Арнольд побежал в конюшню. Реджинальд стоял грустный и не спеша жевал овёс.
— Бросай есть овёс! — закричал ему Арнольд.— Поскачем в концертный зал! Синьор Антонио просит тебя играть на барабане.
Арнольд сел верхом на Реджинальда, и они поскакали. Машины и автобусы уступали им дорогу. Пешеходы снимали шляпы и махали им. «Наверное, он спешит на концерт к синьору Антонио»,— думали они.
Реджинальд и Арнольд поднялись в концертный зал.
— Садись туда, в правый угол оркестра,— сказал синьор Антонио Реджинальду.
Реджинальд сел за большой барабан.
— Смотри на меня! — сказал ему синьор Антонио.— Когда я сделаю тебе вот такой знак палочкой, бей в большой барабан. А такой — бей в маленький. А взмахну два раза — ты ударишь тарелками. Итак, внимание!
Весь день оркестр репетировал. Синьор Антонио остался очень доволен Реджинальдом.
Перед концертом оркестранты пошли в кафе выпить чаю. А Реджинальд получил три яблока и несколько кусочков сахара.
Потом все вернулись в концертный зал. Уже собиралась публика.
Начался концерт. Все играли прекрасно. Скрипки, виолончели и контрабасы. Пианист и трубач. Валторна и кларнет. Синьор Антонио сделал палочкой знак, и Реджинальд ударил в большой барабан:
Бум, бум, бум-бум!
Потом оркестр заиграл тише и медленней. Это была медленная часть.
А под конец громче, громче, громче и вот:
Бум! Бум-бум-бум!
Задними копытами Реджинальд ударил по барабану, а передними зазвенел тарелками:
Клинг-дзинь-дзинь-дзинь!
Все громко зааплодировали. Когда аплодисменты стихли и публика разошлась, синьор Антонио сказал Реджинальду: