В камине пылали дрова, и оловянному солдатику стало очень жарко. Он чувствовал, что горит. Краска сбежала с его лица, он весь полинял…

Но и в огне он держался прямо, крепко сжимал ружье и не сводил глаз со своей красавицы. А танцовщица смотрела на него. Солдатик чувствовал, что тает…

Дверь в комнату распахнулась, сквозняк подхватил прекрасную танцовщицу, и она порхнула прямо в камин к оловянному солдатику. Пламя охватило ее – и конец. И оловянный солдатик совсем расплавился.

На другой день служанка выгребала из камина золу и нашла комочек олова, похожий на сердечко, и обгорелую брошку.

Вот и все, что осталось от стойкого оловянного солдатика и красавицы танцовщицы.

В Никее, моем родном городе, жил человек по имени Маленький Мук. Его рост составлял всего каких-нибудь три, может, четыре фута, и на его туловище, хотя оно было маленькое и хрупкое, сидела голова куда более крупная, чем у прочих людей. Он жил совершенно один в большом доме. Выходил он только раз в месяц. По вечерам часто видели, как он прогуливается по своей крыше. Каждый выход Маленького Мука был для меня и моих товарищей праздником. Мы собирались перед его домом и ждали, когда он появится. Когда отворялась дверь и показывалась большая голова с еще большим тюрбаном, а уж затем остальная фигурка, облаченная в потертый халатик, просторные шаровары и широкий пояс, на котором висел длинный кинжал, мы бросали вверх шапки и плясали вокруг него как бешеные. А Маленький Мук степенно кивал нам головой в знак приветствия и шел по улице медленным шагом. При этом он шаркал ногами, так как у него были большие, просторные туфли, каких я еще никогда не видел. Мы, мальчишки, всегда бежали за ним и кричали: «Клопик Мук, клопик Мук!»

К стыду своему, должен признаться, что я безобразничал больше других. Я часто дергал его за халатик, а однажды наступил сзади на его большие туфли, так что он даже упал. Но мне стало не до смеха, когда я увидел, что Маленький Мук направился к дому моего отца. Он пробыл там некоторое время. Я притаился за дверью и увидел, как Мук вышел из дому в сопровождении моего отца, который почтительно поддерживал его за руку и простился с ним у двери со множеством поклонов. На душе у меня было неспокойно. Поэтому я долго оставался в своем укрытии. Наконец голод, которого я боялся больше побоев, заставил меня выйти оттуда.

– Ты, я слышал, обидел доброго Мука? – сказал отец очень строго. – Я расскажу тебе историю этого Мука, и ты наверняка больше не будешь издеваться над ним. Но сперва и потом ты получишь обычную порцию.

Обычную же порцию составляли двадцать пять ударов. Отсчитав их, отец рассказал мне о Маленьком Муке.

Отец Маленького Мука был здесь, в Никее, человеком уважаемым, но бедным. Сына он недолюбливал, стыдясь его внешности.

Но однажды старик упал, расшибся и умер, оставив Маленького Мука в бедности и невежестве. Жестокие родственники, которым умерший был должен больше, чем смог заплатить, выгнали мальчика из дома. Маленький Мук попросил лишь платье своего отца, и оно было ему отдано. Отец его был рослый, сильный человек, поэтому его одежды не пришлись впору. Мук обрезал то, что было чересчур длинно, и все надел на себя. Но он забыл, что одежды надо и сузить, и отсюда-то и странность его наряда. Большой тюрбан, широкий пояс, просторные шаровары, синий халатик – все это отцовские вещи, которые он с тех пор и носит. Заткнув за пояс дамасский кинжал отца и взяв палку, он вышел из ворот.

Если он видел на земле блестевшее на солнце стеклышко, он непременно подбирал его, веря, что оно превратится в алмаз. Если он видел вдали сверкавший купол мечети или озеро, он спешил к ним, думая, что очутился в волшебной стране. Но вблизи миражи исчезали, и скоро его усталость и урчащий от голода желудок напоминали ему, что он все еще находится в стране смертных. Так шел он два дня. Полевые плоды были его единственной пищей, жесткая земля – постелью. На третье утро он увидел с холма большой город. Но хотя казалось, что город совсем близко, он достиг его только к полудню. Его маленькие ножки почти вовсе отказывались служить ему, и он часто присаживался в тени пальмы, чтобы отдохнуть. Наконец он добрался до ворот города. Он поправил халатик, повязал покрасивей тюрбан, опоясался еще шире и заткнул за кушак длинный кинжал еще более косо. Затем он стряхнул пыль с башмаков, взял свою палочку и храбро вошел в ворота. Он прошагал уже несколько улиц. Но ни одна дверь не отворялась, никто не кричал, как он это представлял себе: «Маленький Мук, входи, ешь и пей и дай отдохнуть своим ножкам!»

Он с тоской глядел не на первый уже большой и красивый дом, как вдруг одно его окно распахнулось и какая-то старуха, выглянув, нараспев закричала:

– Каша поспела!

Дверь дома открылась, и Мук увидел, что туда направилось много собак и кошек. Он постоял, не зная, принять ли ему это приглашение. Наконец он собрался с духом и вошел в дом.

Поднявшись по лестнице, Мук встретил старуху. Она угрюмо посмотрела на него и спросила, что ему нужно.

– Ты ведь приглашала всех на свою кашу, – отвечал Маленький Мук, – и я тоже пришел.

Старуха громко засмеялась.

– Откуда ты явился? Весь город знает, что я стряпаю только для кошек.

Маленький Мук рассказал ей, как туго пришлось ему после смерти отца, и попросил разрешить ему поесть сегодня с ее кошками. Старуха позволила ему быть ее гостем, накормила и напоила его. Когда он насытился, она сказала:

– Маленький Мук, оставайся служить у меня! Работа будет нетрудная, а житье хорошее.

Маленький Мук согласился и стал работником госпожи Ахавзи. Служба у него была легкая, но странная. У госпожи Ахавзи было два кота и четыре кошки. Каждое утро Маленький Мук должен был расчесывать им шерсть и умащать ее дорогими мазями. Когда хозяйка уходила из дому, он должен был присматривать за кошками и несколькими собачками. Мук вел такую же одинокую жизнь, как в доме отца. Кроме хозяйки, он весь день видел только собак и кошек. Он был всегда сыт и не перетруждался, и старуха была вполне довольна. Но постепенно кошки стали озорничать. Когда старуха уходила из дому, они как бешеные носились по комнатам, опрокидывали все вверх дном и разбивали порой прекрасную посуду, которая оказывалась у них на пути. Но, услыхав, что хозяйка поднимается по лестнице, они забирались на свои подстилки и размахивали хвостами, приветствуя ее как ни в чем не бывало. Госпожа Ахавзи приходила в гнев, видя такой разгром в своих комнатах, и сваливала все на Мука.

Маленький Мук был очень огорчен и решил бросить службу у госпожи Ахавзи. Но он решил каким-нибудь способом получить жалованье, которое его повелительница всегда обещала, но никогда не платила. В доме госпожи Ахавзи была одна комната, всегда стоявшая запертой, куда он ни разу не заглядывал. Но ему очень хотелось узнать, что она там прячет. И ему пришло в голову, что там спрятаны сокровища старухи.

Как-то утром, когда госпожа Ахавзи ушла из дому, один из песиков, с которым хозяйка всегда обращалась очень неласково, но расположение которого Мук завоевал всяческими услугами, потянул его за широкую штанину, как бы приглашая Мука следовать за собой. Мук последовал за ним, и песик повел его в спальню госпожи Ахавзи, к маленькой двери, которой Мук никогда прежде не замечал там. Дверь была полуоткрыта. Песик вошел в нее, и Мук следом, и каково же было его удивление, когда он увидел, что находится в той комнате, которая давно уже была предметом его желаний. Кругом были только старые платья да сосуды диковинной формы. Один из этих сосудов был хрустальный, и на нем были вырезаны прекрасные фигуры. Мук поднял его и повертел во все стороны. Но он не заметил крышки, едва державшейся сверху. Крышка упала и разбилась на тысячу осколков.

Долго стоял Маленький Мук, оцепенев от ужаса. Теперь ничего не оставалось, как пуститься наутек. Тут взгляд его упал на пару очень больших туфель. Красивыми их нельзя было назвать, но его собственные уже не выдержали бы никаких путешествий. Кроме того, туфли эти привлекали его своим размером: надень он их на ноги, все сразу увидели бы, что он вышел из детского возраста. Поэтому он быстро снял свои туфельки и обулся в большие, прихватил тросточку с красивым резным набалдашником в виде львиной головы и поспешил прочь. Он быстро прошел в свою каморку, надел свой халатик, отцовский тюрбан, засунул за кушак кинжал и помчался прочь.

Никогда в жизни он не бегал так быстро, и ему показалось даже, что он просто не может остановиться. Его несла, казалось, какая-то невидимая сила. Наконец он заметил, что с туфлями творится что-то странное: они все время стремились вперед и тащили его с собой. Он пытался остановиться, но это никак не удавалось. Тогда в отчаянии он крикнул самому себе, как кричал лошадям: