Бутадеус так разволновался, что даже привстал с кресла, словно собирался сам выбежать на сцену. После первого действия он не вымолвил ни слова, но было видно, что рыцарь отчаянно над чем-то размышляет. Все второе действие, когда на сцене уже появлялся закутанный в голубую газовую ткань призрак Жизели, он опять не мог оторвать глаз от балерины. А после спектакля, слушая, как театр содрогается от оваций, Бутадеус внезапно принял какое-то решение. Какое именно, он рассказал своему оруженосцу, вернувшись наутро в гостиницу.

По словам Бутадеуса, как только опустился занавес, он зачем-то пробрался за кулисы и затаился там, ожидая, когда Мария переоденется и выйдет из театра. Однако ему не удалось подойти к ней поближе, потому как у входа ее ожидала огромная толпа почитателей с цветами и прочими подарками. Распрощавшись с поклонниками, она села в портшез, и Бутадеус, стараясь быть незамеченным, крался за ней до самой площади Сан-Марко, где как раз в этот час вовсю бушевал карнавал. Носильщики остановились у кафе «Флориан». Бутадеус, подождав минут десять, тоже зашел туда, сел за столик и заказал себе чашечку ристретто. Неподалеку от него Мария отмечала с десятком друзей удачную премьеру спектакля. Когда перед рыцарем стояло уже с полдюжины пустых кофейных чашек, вся компания надела маски и отправилась веселиться на площадь. Бутадеус вновь без всякой определенной цели последовал за балериной. Перед тем как выйти на улицу, он забрал маску у заснувшего в кафе гуляки. По странному совпадению, это была маска Смерти. На улице стоял невообразимый шум, играла музыка, вокруг кружились одним большим хороводом тысячи ряженых. Он едва не упустил Марию, чье лицо было закрыто расписанной узорами голубой полумаской-баутой, но ее белая меховая шубка служила хорошим маяком. Так продолжалось до самой полуночи. Когда же два мавра на часовой башне начали отсчитывать своими молотами двенадцать часов, рыцарь вдруг понял, что он должен сделать. Подкараулив Марию за каменной колонной одной из двух галерей, украшающих площадь, он внезапно схватил ее за талию и прижал к стене. Балерина, увидев перед собой маску-череп, от неожиданности вскрикнула. Потом, решив, что ее просто-напросто с кем-то перепутали, пробормотала:

– Синьор, вы ошиблись…

– Нет, – ответил Бутадеус. – Напротив. Только вы, Мария, можете мне помочь. Спасти мою душу из цепких лап дьявола.

Сначала она приняла все за шутку. Потом решила, что он или пьян, или сошел с ума. Но когда, заглянув ей в лицо, незнакомец сумел угадать о ее жизни такое, чего не мог знать ни один человек, балерина поняла – его история – правда от первого и до последнего слова.

– Один только ваш танец смог так подействовать на меня, что дьявол утратил на время власть над моей душой! Если же вы полюбите меня, сумеете всегда быть рядом, он будет бессилен что-либо поделать с этим! Вы спасете не только меня, но и тысячи, может, миллионы человеческих жизней, которые еще окажутся на моей совести! Подумайте, хорошо подумайте Мария, прежде чем ответить мне «нет»! – пытался перекричать шум карнавала Бутадеус.

Но Мария не отвечала ни «да», ни «нет». Она онемела от страха, выслушивая стоящего перед ней человека, который сознавался в ужасных преступлениях и грозил миру новыми злодеяниями. Бутадеус так и не добился от нее в этот вечер ни слова. А на следующий день Мария Конти спешно покинула Венецию и вскоре вообще оставила сцену. Но образ маски Смерти, явившийся посередине веселья карнавала, преследовал балерину повсюду, где бы она не появлялась. Неудивительно, что остаток своей жизни Мария провела в доме для умалишенных. Бутадеус под видом дальнего родственника несколько раз навещал ее, тщетно надеясь, что испытанное однажды чувство вернется вновь. С тех же самых пор он частенько бывал на премьерах с участием самых знаменитых балерин мира. И даже когда дьявол вернул ему обратно его покалеченную, едва-едва живую душу, Бутадеус не изменил своей привычке.

Набросив на свои парадные старинные костюмы верхнюю теплую одежду, Бутадеус и Патрик спустились в лобби отеля.

– Закажите нам, пожалуйста, такси, – попросил Бутадеус дежурного.

Тот покосился на его ноги в чулках и туфли с бантами, выглядывающие из-под пальто, но никак не выказал своего удивления. Богатый иностранец приглашен куда-нибудь на рождественский маскарад – что ж тут такого?

Усевшись в такси без пяти минут полночь, Бутадеус коротко приказал водителю:

– В Эрмитаж.

– Какой Эрмитаж? – удивился тот. – Если в музей, так он уже давно закрылся.

– Не важно, – отрезал Бутадеус. – Кому надо, откроют.

До полуночи оставалось не менее получаса, но в Георгиевском зале Эрмитажа, обставленном по периметру белоснежными, с золотым верхом, колоннами, все уже было приготовлено к началу рождественского бала. Фигурный паркет вычищен до блеска, в люстрах вместо лампочек вставлены самые настоящие восковые свечи, охрана усыплена, а хитроумная сигнализация обесточена. На верхней галерее обустроился сборный оркестр, позаимствованный с картин голландских художников XVII столетия, а император Петр I занял обитый красным бархатом, в оправе из серебра, трон. Оттуда, с высоты своего гигантского роста, он хмуро взирал на разношерстную толпу внизу: совершенных во всем античных богов и героев, королей и царей в латах и горностаевых мантиях, генералов при всех регалиях, кавалеров и дам, разодетых в пух и прах по модам разных эпох, многочисленных святых в лохмотьях и еще много, много кого. Сборище, от вида которого в обычном своем расположении духа царь наверняка повеселился бы от души. Но сейчас было не до смеха, дурное предчувствие увесистым булыжником висело на душе. Господи, ну где там наконец эта балерина? Ведь без нее душепродавцу и повода искать не придется…

Без пяти минут двенадцать парадные двери широко распахнулись. Ну наконец-то! Император выдохнул с облегчением, увидев Пушкина и, самое главное, Наталью Николаевну, что вела под руку высокую девочку в белоснежном бальном платье. Зал недоуменно зашумел. Мало кто из присутствующих знал заранее, что на балу ожидается живой человек. Но и сама Маша, мягко говоря, находилась под впечатлением. Пока шла к императорскому трону, упорно смотрела себе под ноги, на хитрые разводы паркета. Боялась вскрикнуть ненароком от испуга, увидев рядом что-то особенно необычное. Но вот взгляд уперся в огромные, длиною, наверное в полметра, кожаные туфли старинного фасона с начищенными медными пряжками. Одна из туфлей, к ужасу Маши, тут же начала нетерпеливо притаптывать на месте. Да так, что пол заходил ходуном. Глаза ее волей-неволей заскользили вверх, пытаясь охватить громадную фигуру в расшитом серебряными нитями голубом камзоле.

– Mademoiselle Коржикова, Мария Сергеевна, – голосом искушенного светского заводилы, не очень громко и не очень тихо, сообщил Пушкин императору. – От всего сердца благодарит за приглашение на бал, ваше величество!

Глаза императора, черные и пронзительные, были совсем как у живого человека. Она выдержала долгий взгляд, хоть далось это нелегко. Но император вдруг усмехнулся добродушно и пробасил:

– Зело смелая ты девица, Мария Сергеевна, раз сюда к нам, призракам и духáм, пожаловала без лишних вопросов. Но ты не бойся, мы у тебя в долгу не останемся. Только уж яви свое искусство, станцуй танец, когда гость наш пожелает. Да вот он и сам пожаловал…

Та самая загадочная особа! Не совладав с любопытством, Маша резко развернулась на каблучках. На пороге зала стоял высокий худой старик в черном. Выражение лица на таком расстоянии читалось едва-едва, но Маше отчего-то оно показалось хищным и угрожающим. Рядом со стариком она разглядела мальчика лет десяти – двенадцати, одетого во что-то зеленоватое с золотой вышивкой, и с нелепым напудренным париком на голове.

– Его сиятельство рыцарь Бутадеус, кавалер ордена Подвязки, прусского ордена Черного орла, датского ордена Слона, шведского ордена Серафима, польского ордена Белого орла, а также многих других наград и почестей, – прокричал мальчик неожиданно взрослым, низким, хотя и срывающимся голосом. С каждым новым титулом длинный нос Бутадеуса задирался все выше, а в его почти фотографической памяти мелькали страны, правители и их поручения, за выполнение которых он получил эти награды. Дослушав Патрика, рыцарь с пренебрежением оглядел собравшихся и прогулочным шагом отправился к обитому красным бархатом трону.

– Ваше императорское величество, вы прекрасно сохранились. Почти не изменились после нашей последней встречи, – ехидно поприветствовал Бутадеус императора.

Тот хмуро глянул на длинную, узкую фигуру в черном:

– Добро пожаловать на бал, рыцарь. Если, конечно, пришел ты сюда с добрыми намерениями.