– Ты мне зубы не заговаривай, а то весь улов заберу и ещё плетей всыплю.

– Эти мытари скоро нас всех передушат, – тихо проговорил кто-то за спиной Ильи.

А мытарями, кто не знает, в те времена называли сборщиков податей. Вообще-то, дело это правильное. Ведь князю надо содержать армию, строить города и помогать нищим. Но зачастую мытари не забывали и про свой карман. За это их в народе не любили. Один древний летописец даже написал в сердцах, что мытоимство есть «грех, не имеющий стыда, грабление насильное, злее разбойничества; разбойник ведь стыдится, грабя, а этот с дерзновением…».

– Барин, – закричал мужик, падая в ноги сборщику дани, – не губи! Возьми по полушке с трёх хвостов!

– Ладно, давай полушку с двух и шибко, а то мне дальше идти надо.

Обрадованный мужик вскочил с колен и протянул деньги. Мытарь с важным видом пересчитал их, потом разделил на две неравные кучки и, нисколько не стесняясь окружающих, изрядную часть положил себе в карман, а меньшую спрятал в ларец для сбора пошлин.

Знал бы мытарь, кто в тот раз стоял за его спиной, то не стал бы нахальничать. Но ему повезло: Карачаровский богатырь ничего не понял, а то бы остаться разбойнику без воровского заработка да и без зубов к тому же…

Илья ещё долго бродил по торговым рядам, высматривая гостей-купцов, которые знали все дороги в Киев, пока не услышал за спиной раскатистый бас:

– Продаёшь?

– Нагай! Нагай! – зашептал народ, почтительно расступаясь.

Илья повернул голову и увидел человека, наружность которого совсем не располагала к близкому знакомству. Это был мрачный тип весьма внушительных габаритов. Его откровенно разбойничью рожу окаймляла иссиня-чёрная борода, мясистые пальцы были унизаны дорогими перстнями, а яркость и богатство одежд ошеломляли, но в то же время вызывали тревогу. Уж больно несуразно и аляповато они выглядели, словно были сняты с чужого плеча – и не с одного, а со многих…

– Нагай! Нагай! – снова прошелестело вокруг.

– Меч, спрашиваю, продаёшь? – переспросил Нагай, явно польщённый тем, что его имя наводит ужас на окружающих.

И в этом не было ничего удивительного, потому что Нагай, появившийся в Муроме недавно, сразу обложил городское торжище данью. А когда кто-то по глупости отказывался платить, подручные Нагая просто выкидывали смельчака вон и если при этом не калечили, то строптивый торговец мог тихо радоваться своей удаче.

– Нет, не продаю! – отрезал Илья, не отводя взора от глаз незнакомца, похожих на два чёрных колодца.

– Чего?… А ну повтори!

– Не про-да-ю! – по слогам отчеканил Чоботок.

– Слыхали? Я купить желаю, а он не продаёт! Ты, лопушок крестьянский, не лопушись, а то с корнями вырву и по ветру развею.

Илья понял, что сейчас будет большая драка, поэтому на лопушка не среагировал. Не любил он словами бросаться. Он ещё в те времена, когда ходячим мальцом был, не раз видел, как два мужика возьмутся за грудки – и давай поливать друг друга разными словами.

– Вот бестолочь! – серчал батя, Иван Тимофеевич. – Неужто невдомёк, что слова паче вил душу рвут. А душу беречь надо. Потому, сынок, запомни: на слова противные не обижайся, лучше уйди подобру-поздорову. Когда ж не дают уйти, тады бей, а не разговоры разговаривай…

Вспомнив батю, Илья спокойно объяснил:

– Не продаю, потому что этот меч мне для битвы дан, а не для продажи.

– И с кем же ты биться собрался? – насмешливо хмыкнул Нагай. – С курями или с бабами?

– Там видно будет, – уклончиво ответил Илья, чтобы понапрасну не злить противника. – И потом стоит меч дорого. Тут один уже хотел купить, да денег не хватило.

– У меня хватит! Скажи цену.

– Так у того и спроси. Он, кажись, туды пополз…

– А ты, вижу, шутник, – пророкотал Нагай. – Ну шути, шути… Я балагуров страсть как люблю… на нож насаживать.

– Почто меня на нож? – не повышая голоса, спросил Илья. – Ежели сделал что не так, скажи. Может, я и повинюсь…

– А ты, паря, всё сделал не так. Меня встретил – раз!.. Да и того будет.

– Нескладно выходит. Я тебя не встречал – это все видели. Я ж вперёд шёл, а ты сзади нагнал. Хотя, может, мне и вправду надо в ноги упасть? Может, ты сам князь муромский?

– Дерзит!.. – прорвался из толпы уважительный голос.

– Кабы плакать не пришлось… – отозвался другой.

Но Илья и не думал дерзить. Это сейчас мы знаем своё правительство в лицо, потому что правительство каждый день по телевизору показывают. В те же древние времена не то что телевизоров, а даже цифровых мыльниц у народа не было. Вот Илья и спросил, чтоб не обмишуриться.

– Кто я, тебе знать не надобно, – скрывая раздражение, сухо хохотнул Нагай, словно камешки с откоса просыпал. – А те, кто знал, давно червей кормят…

– Червей кормят те, кто в Бога не верует, – не отводя взгляда, проговорил Илья. – А те, кто верует, на небесах живут.

– Складно говоришь да не по делу. Ты ж не поп, а я не попадья, – осклабил зубы Нагай, довольный своей шуткой. – Погоди, а ты, часом, не со страху такой смелый? Разуй глаза! Вот я стою, словно дуб вековой, а вот они – что камыш речной. Махну рукой – и полягут все!

– Ты, Нагай, руками не махай! Чай, руки и укоротить можно, – возразил Илья, впившись тяжёлым взглядом в два чёрных колодца на бородатом лице.

Он уже понял, что уйти так просто не удастся, поэтому решил потянуть время, чтобы лучше узнать противника.

– Опять складно сказал! – неожиданно повеселел Нагай. – Давно я таких речей не слыхивал. Может, пойдёшь ко мне в дружину? Не обижу: сыт будешь и обут, и золотом усыпан.

– Может, и пойду, только сперва надобно одного соловья найти и пёрышки у него повыщипать, чтоб друзей моих не обижал.

А вот этого говорить не стоило! Потому что Нагай на мгновение побледнел, и его лицо исказила злобная гримаса. Но малость покумекав, он спрятал злобу в бороду и растянул жирные губы в улыбке, если, конечно, волчий оскал можно назвать улыбкой.

– Вот ты как заговорил… А ну, отвечай: кто таков и откуда!

– Много знать хочешь! Скажу только, что в детстве меня Ильёй окрестили, по батюшке Ивановичем величают, а прозвище моё…

Он уже хотел сказать «Чоботок из Карачарово», но вовремя прикусил язык: ведь скажи он так, то не ровён час этот бандюга заявится в село и сорвёт злость на его родителях. Однако времени на долгое раздумье не было, поэтому с губ Ильи слетело первое, что пришло в голову:

– …а прозвище моё – Муромец!

Собравшимся на торжище муромчанам это прозвище пришлось по душе, хотя никто – ни сразу, ни потом – не смог припомнить ни одного знакомого Муромца, тем паче такого ладного и к тому же не испугавшегося Нагая. Честно говоря, именно последнее обстоятельство и выручило Илью. Ведь кабы не приглянулся он горожанам, его бы враз разоблачили, а так лишь чуток удивились, но всё же приняли за своего.

Сказать честно, Илья и сам немало удивился своей придумке. Однако вряд ли он так назвался случайно: ведь Муром, ставший первым городом, который довелось увидеть бывшему сидню, тоже ему приглянулся, вот он и выбрал себе прозвище по сердцу.

– Илья Муромец, значит… – цыкнул Нагай, словно пробуя богатырское имя на зуб. – Вижу, не люб тебе торг. Ну, да ладно, не хочешь рядиться – не надо! Тогда давай иначе рассудим: супротив твоего меча ржавого я справный лук-саадак – поставлю. За такой татарский султан мешок золота даст, потому как бьёт саадак далёко – не обоймёт око. Устроим сшибку честную, а кто верх возьмёт, тот всё получит!

– Не соглашайся! Обманет! От Нагая живьём ещё никто не уходил, – послышался рядом горячий шёпот.

Илья чуть скосил глаза и увидел того самого смышлёного мужичка, что давеча советовал держать ухо востро и остерегаться ушлых людей. Услышав новое предостережение, новоявленный Муромец задумался. Ведь если в первый раз мужичок оказался прав, то и во второй не ошибётся. Илья опустил голову и увидел свои лапти, которые для боя никак не годились. Но сапоги были в суме, а сума со щитом висела на Бурушке, а Бурушка был крепко причален к коновязи, которая находилась на другом конце торжища.

Илья тяжело вздохнул, поднял глаза и тихо проговорил:

– Согласен!

Несмотря на предупреждение смышлёного мужичка, всё началось по-честному. Нагай вынул из-за спины лук с загнутыми концами и протянул Илье.

– Гляди, чудо какое: на четыреста саженей бьёт. Туг лук – не всякий его растянет, зато с полсотни шагов щит пробивает, а со ста – кольчугу! Я из него столько народу положил, что и считать бросил. На, пощупай, а то вдруг такой оказии больше не будет…

Илья никогда раньше не держал в руках боевого лука, поэтому не знал, что с ним делать, тем более Нагай предусмотрительно не дал стрелу. Муромец нерешительно взял лук в левую руку и колупнул ногтём тетиву. Тетива дрогнула и туго запела, словно струна на гуслях.