— Зачем вам делиться с ними?

Питер остановился в недоумении:

— Джордж — мой друг, — объяснил он.

— Друг! — передразнил Тринкет. — А сам ничего не собирался вам отдавать. Он вас держит для пустяковых поручений. Не будьте простофилей!

— Неправда!

— К сожалению, правда! Самая истинная правда! — человечек скорбно поджал губы и жалостливо покачал головой. — Жаль мне вас, Питер: отца-то рядом с вами давно нет. Не в кого вам становиться героем… Не перед кем и сейчас похвалиться победой. А Джордж… Что Джордж? Он берет на себя лишнее! У него и отец, и мать, и богатая тетка, и сестра, и бабушка… А помните, как он взглянул на вас, когда вы захотели полететь на воздушном шаре? Это он позавидовал.

— Откуда вы знаете? Подслушивали? — Питер посмотрел на Тринкета с укором. — Ну и что, если немного позавидовал. Джордж не такой уж плохой.

— Такой, такой! А вы всегда были чрезмерно скромны, — всё льстил ему человечек. — Только о маме и думали. Желали порадовать её своими футбольными успехами. Но… — тут Тринкет по-особенному изогнулся, заглядывая в глаза мальчишке, — этого маме маловато. Надо бы порадовать её вашей славой! — произнеся эти загадочные слова, он отвел руки за спину и неожиданно вытащил оттуда две часовые стрелки — те самые, что кололи Питера в трактире.

— Стрелки… Ничего не понимаю, — растерялся Питер.

— Вот тот подарок, который вы заслужили!

— И это всё?! — вырвалось у Питера. Он был страшно разочарован.

— Нет, не всё. С их помощью вы и добудете то самое настоящее сокровище, которым порадуете свою маму. Потому что я даю вам редкостную возможность совершить подвиг!

— П-подвиг? — от волнения мальчик начал заикаться. — Но… Короче… Ладно, что мне надо сделать?

Фарфоровый человечек уже перестал его раздражать. Питер начал понемногу привыкать и к нему, и к легко добытой победе: «Вон сколько внимания этот волшебник мне уделяет и на „вы“ так уважительно обращается. Похоже, я действительно невероятно талантлив». А еще ему подумалось: наконец он встретил настоящего взрослого друга — вроде отца, по которому тосковал столько лет.

— Молодец, Питер! Чтобы стать героем, вам надо пойти к Зеленому Холму и просто вонзить в него эти ножи. Это всё.

— Я же убью Зеленого Человека, — удивился мальчик.

Человечку его ответ очень не понравился.

— Никакого Зеленого Человека нет! Это всё народ придумал. Фантазии! Чушь! Бредни! Ерунда! Вообразили себе доброго великана. Мол, проснётся и спасет страну от дракона. А дракона-то никакого и нет!

— Как нет? Да я сам видел! — возмутился Питер.

— Это была Гусеница. Она любит от скуки пошалить. Попугать там всех, помаскарадничать. В нашей стране нет никаких особых неприятностей…

— А кто же дома сжигает? — спросил Питер, преодолевая оторопь.

— А никто. Врут люди. Привыкли при короле к маскарадам да играм, вот и бредят днём и ночью.

Питер верил и не верил Тринкету. Странные какие-то слова человечек говорил, а вел себя еще страннее.

— Сами посудите, как холм земли может быть человеком? — не отставал от него колдун.

Мальчик неуверенно ответил:

— Говорят, он однажды проснется и накажет всё зло в королевстве.

Тринкет насмешливо закатил глаза:

— Проснется! Сказки старых глупых свинок! Сочинили какую-то большую справедливость, живут с оглядкой на нее и оттого несчастны. Как можно верить в вещи, которые нельзя ни собственными глазами увидеть, ни потрогать!

«А что плохого в большой справедливости?» — подумал Питер.

Фарфоровый человечек снова расслышал его мысли:

— Это мешает жить в собственное удовольствие… Пронзив Зеленый Холм ножами, вы избавите жителей королевства от пустых надежд и страхов. Не годится, чтобы взрослые люди забивали себе головы сказками… Или, может, вы струсили?

— Ничего подобного! — тут же откликнулся раскрасневшийся Питер. — Просто я рассуждаю.

Фарфоровый человечек засмеялся.

— Наконец-то вы начали жить собственным умом. Теперь у вас есть шанс доказать свою самостоятельность. Вы поняли меня?

— Да, короче… — кивнул Питер. А ведь и правда — нет смысла много думать о том, чего толком не знаешь. Он — чужой в этой стране. Сделает своё дело, получит приз за послушание, а потом Тринкет отправит его, Джорджа и Брэнду домой.

— Я вижу, вы согласны, — обрадовался человечек. — Но к подвигу надо подготовиться, для начала — остро заточить ножи. Я сам буду вас обучать! — и он лязгнул стрелками, вспугнув кошачью тень за окном.

Джорджу слышались крики, цокот копыт. Потом его царапнули по ноге. Проснувшись, он с облегчением обнаружил, что это были не кошачьи когти, а проволочки от раскладушки. Мальчик упал обратно, повертелся, отворачиваясь от света огромной луны и услышал тетю. Она шепотом кокетничала с фарфоровым человечком на шкатулке:

— Мне предложение делает? Ах…

Шкатулка словно притянула тетку к себе — Мэри гладила ее, позабыв о своих несчастьях.

— Я всегда знала, что достойна большего! — она бережно поставила шкатулку на столик и выскочила за дверь.

До Джорджа дошло, что голоса ему не снились. Тринкет вел свои игры и днем, и ночью, суля награды и детям, и взрослым.

Мальчик встал, чтобы задернуть занавеску и… отпрянул. Мимо окна пронеслось нечто большое, чешуйчатое, оно задело крылом за подоконник.

— Пит, вставай скорее! Дракон здесь летает! — испугался Джордж.

Не дождавшись ответа, он подбежал к кровати друга. Там, где должен был спать Питер, лежало одно скомканное одеяло. Джордж на всякий случай потряс его — кровать была пуста, Питер исчез из комнаты.

Здание трактира пошатнулось: раскачалась лампа на потолке, покосилась картинка над кроватью Брэнды. Глухие толчки шли прямо из-под земли.

— Брэнда, проснись! Надо бежать отсюда! — крикнул Джордж сестре, хватая шкатулку.

Дети выбежали на улицу. Там оказалось на удивление тихо. Над их головами висела луна, размером с двухфунтовую монету, она повернулась к земле всем своим круглым лицом. Такой полной они в жизни не видели.

Трактир был прекрасно виден в ее холодных лучах, ночью он казался похожим на человека. Крытая аккуратно подрезанной соломой крыша была его длинными волосами. Две каминные трубы, торчавшие по бокам, — маленькими рожками. Широкий козырек на первом этаже, с которого свешивались корзины с петуниями, — сцепленными руками. Балкончик и верхние окна — носом, глазами и щеточкой усов.

Окна были закрыты шторами, поэтому казалось, что великан дремлет. И сам он светился изнутри — ровным зеленоватым светом, словно был сделан из светляков. Даже корзины с петуниями таинственно мерцали, переливаясь изумрудными блестками. Они слегка раскачивались. Джорджу почудилось, что цветы шелестели: «Виг-риф, виг-риф…».

Неожиданно на фоне огромной луны обозначился силуэт ведьмы, летевшей на метле. Силуэт был четкий, как в театре теней. Она подлетела к окну их комнаты, повисела перед ним, заглядывая вовнутрь. Это была тетя Мэри.

Брат с сестрой бросились прочь от трактира, но ведьма заметила их.

— Племяшки! А ну идите сюда, — властно поманила она, поднимаясь на крышу.

Тело перестало слушаться Джорджа, он все видел и слышал, вот только не мог поднять голову и посмотреть ведьме в глаза. Тётка сошла с краешка крыши, оттолкнулась от него метлой, как веслом, и плавно перенеслась на крышу соседнего здания.

Воскликнула:

— И-ах! — перепрыгнув дальше, потом: — И-ох! — вернувшись обратно.

Она шаловливо порхала над ночной улицей, от одного дома к другому.

— Сегодня ночь лунных иллюзий. Такая повторяется лишь через восемнадцать лет и одиннадцать дней! — крикнула Мэри. — Можно лунную гладь наблюдать, восхищаться близостью лунного света и росчерками на лунных дорожках… А вон там, — небрежно махнула она в сторону неразличимой дали, — там полно разных памятников старины и достопримечательностей, но вам туда нет дороги… Бедняжки, вам никогда не испытать подобного… А мне разрешили туда попасть! Нас собралось много, мы летели обратно и видели границу дня и ночи. Темнота надвинулась, накрыла голубизну и зелень, и в этой черноте, как алмазы на бархате, заблестели огнями города. Тогда мы запели от восторга!

Подняв белое лицо к темному небу, Мэри завыла. Где-то вдали ее песню подхватили другие голоса — то ли женские, то ли волчьи. Более прекрасного пения Джордж не слышал в жизни: это был тревожащий душу гимн луне.

Под звуки песни ведьма медленно кружилась в воздухе — ее глаза сверкали, волосы развевались блестящими прядями, как клубок потревоженных змей. А ветра-то не было, ночь была тихая. Джордж заставил себя моргнуть, чтобы справиться с наваждением, и Мэри расхохоталась. Она наслаждалась силой, которую ей давала полная луна, а также своей властью над детьми.