Утке лифт очень понравился. Но еще больше он понравился Хрюкки. Крякки бранила поросенка, грозила оставить его без обеда, но поросячья натура брала верх над всеми запретами, и Хрюкки день-деньской катался нм лифте вверх-вниз.

За ужином, когда все собрались за большим столом, поросенок сказал:

— Будь моя воля, я бы пользовался лифтом по-другому. Знаете как?

— Догадываюсь, — проворчал О’Скалли. — Ты бы сидел весь день в столовой и командовал бы: «Каши побольше да погуще! А теперь овощей!»

— Нет, вы только послушайте, — не сдавался Хрюкки. — Все будет не так, как говорит О’Скалли, а совсем наоборот. Я бы выстроил дворец в три этажа, нет, в четыре! На каждом этаже была бы столовая, а между ними ездил бы лифт. На первом этаже стояли бы салаты, зелень, редиска. На втором — супы. Двенадцать супов, не меньше. Хочешь — ешь на выбор, хочешь — ешь все подряд…

— Ты бы, конечно, ел все подряд, — крякнула утка.

Но поросенок так увлекся своими кулинарными выдумками, что пропустил насмешку Крякки мимо ушей.

— А на третьем этаже, — продолжал он, — стояли бы каши. Рисовые, пшенные, овсяные, с изюмом и вареньем. А четвертый этаж был бы самым сладким — с пирожными, конфетами и мороженым. А я бы сидел в лифте и ездил с этажа на этаж…

— Да уймись же ты, садись за стол и не мешай нам своими баснями, — не на шутку рассердилась на него Крякки.

Поросенок послушно сел к столу и грустно уставился в тарелку с овсянкой.

— Вот и рассказывай вам о своих заветных мечтах. Где уж вам понять мои высокие стремления. А мне бы такой дворец стал родным домом.

— А где же ты будешь спать? — спросил доктор Дулиттл. — Насколько я понял, у тебя везде будут только столовые?

— Ну как вы не понимаете, ведь сколько времени потеряешь, если будешь заправлять постель, умываться и только потом идти к столу! Намного проще спать в лифте. Проснулся — и тут же завтракай…

Поросенку так понравилась собственная выдумка, что ему даже вздумалось поиграть в чудесный дворец. На следующий день с утра он принялся кататься в лифте по этажам.

— Вот здесь будет стоять маленький столик, а на нем огромное блюдо с помидорами, а вон там — ваза с яблоками, — бормотал Хрюкки, останавливаясь на разных этажах.

И даже когда Крякки подала обед, он никак не мог остановиться и продолжал раскатывать в лифте. Это его и погубило. Лифт вдруг сломался и застрял между этажами.

— Помогите, помогите! — вопил поросенок.

Звери слышали его крики, но решили проучить обжору и сначала съели весь обед и только потом вытащили несчастного Хрюкки из лифта.

Начались рождественские праздники. Весь Лондон бурлил. По украшенным улицам гуляли принаряженные Лондонцы. Во всех театрах каждый день давались праздничные представления.

Однажды О’Скалли увидел большую афишу, на которой были нарисованы веселые собаки, прыгающие через кольца.

— Что это такое, господин доктор? — спросил он у Джона Дулиттла.

Доктор Дулиттл посмотрел на афишу и объяснил псу:

— В Вестминстерском театре дают представление варьете. Такое представление состоит из отдельных номеров, и там будут выступать дрессированные собаки.

— Господин доктор, а господин доктор, — вдруг просительно заскулил Тобби, — вот бы вам сходить на это представление. Ну что это такое, мы все время на сцене да на сцене, а так хочется посидеть в зрительном зале.

О’Скалли и Скок поддержали Тобби.

— Я попробую сводить вас на варьете, — сказал доктор, — но пока ничего обещать не могу. А вдруг вас не пропустят на спектакль?

Вечером за ужином доктор рассказал и остальным зверям о просьбе собак.

— Мы тоже хотим! — радостно закричали звери.

Дело оставалось за главным — купить билеты для зверей. Как всегда, когда ему приходилось трудно, доктор обратился к Мэтьюзу Маггу.

— Нет ничего проще, — сказал тот, гладко побрился, надел фрак и отправился в Вестминстерский театр.

Он вовсе не собирался покупать билеты в кассе. Он заявился к директору театра и сказал, что знаменитый доктор Дулиттл, тот самый, который написал птичью оперу, хочет посетить театр-варьете.

— Мы будем рады принять у себя доктора Дулиттла и оставим ему лучшее место в партере.

— Одного места будет недостаточно, — возразил Мэтьюз. — Доктор хочет прийти со всеми своими артистами, а это три собаки, поросенок, утка, сова и белая мышь.

— Но это невозможно! — вдруг заволновался директор театра. — Представляете, что скажет публика, если увидит рядом с собой в кресле поросенка!

— Публика ничего не скажет, если вы посадите доктора и его артистов в отдельную ложу, — тут же нашел выход Мэтьюз. — Вы же знаете, о Джоне Дулиттле говорит весь Лондон. Мы пригласим на спектакль газетчиков, и назавтра вся публика узнает, что доктор Дулиттл и его звери посетили ваш театр.

Хозяин театра сразу же смекнул, что лучшей рекламы ему не придумать, и согласился. Он даже предложил ложу бесплатно.

Когда Мэтьюз Магг вернулся домой с билетами, все звери ужасно обрадовались. А поросенку так хотелось пойти в театр, что он даже безропотно позволил Теодоре вымыть ему пятачок, хотя обычно брыкался и визжал.

Билетеров предупредили о том, что ожидаются необычные зрители, и, когда Джон Дулиттл привез в наемной карете своих зверей в театр, их торжественно встретили у входа и провели в ложу.

И вдруг доктор Дулиттл вспомнил, что он забыл взять с собой конфеты и яблоки. Ведь это так приятно — смотреть на сцену и хрустеть яблоком или посасывать леденец. Доктор уже хотел было послать Мэтьюза за сладостями, но когда они вошли в ложу; то увидели, что о них позаботились. Директор варьете недаром слыл очень любезным человеком: на большом подносе лежали лакомства для всех артистов доктора. Там был пучок морковки для Хрюкки, кусочек сыра для белой мыши, сардины для Крякки, пирог с мясом для Бу-Бу и три бараньих котлеты для О’Скалли, Тобби и Скока. А для Джона Дулиттла и Мэтьюза Магга директор приготовил большую коробку шоколадных конфет.

— Как это мило со стороны директора театра, — сказал доктор и отправил в рот первую конфету.

Звери по его примеру тоже принялись жевать. Театр постепенно наполнялся зрителями, и все с удивлением смотрели на ложу, где сидели животные. Со всех сторон на них показывали пальцами и говорили:

— Эго Джон Дулиттл и его артисты.

Поросенок гордо хрюкнул:

— Вы видите, публика узнает меня. Господин доктор, может быть, мне встать и раскланяться?

— Зрители пришли сюда, чтобы смотреть представление, а не на твой пятачок, — ответил доктор. — Вот и ты лучше смотри на сцену.

Представление началось. Кто-то пел, кто-то танцевал. Звери с интересом смотрели на сцену. И вот появился клоун с тремя дрессированными собаками. Собаки прыгали, кувыркались, а когда одна из них стала ходить по канату, О’Скалли не выдержал и залаял на весь театр:

— Осторожнее! Не упади!

Собаки на сцене замерли — такого еще не случалось, чтобы им из зрительного зала подавали советы по-собачьи. Затем они посмотрели вверх, узнали доктора Дулиттла и его зверей и побежали в ложу.

Напрасно хозяин звал их. Собаки вернулись не раньше, чем поздоровались с доктором и познакомились с О’Скалли, Тобби и Скоком.

В антракте в ложу доктора зашел директор театра.

— Простите, господин доктор, — сказал он, — не могли бы вы выйти из ложи и прогуляться по фойе с вашими замечательными зверями? Публике очень хочется увидеть их поближе.

— Так и быть, я согласен, — высокомерно хрюкнул поросенок.

Как хорошо, что никто из людей, кроме, конечно, доктора Дулиттла, не понимал по-поросячьи.

Очень приятно сидеть в удобном кресле зрительного зала и смотреть увлекательное представление. Но когда начинается антракт, хочется прогуляться по фойе, размять ноги и заглянуть в буфет, где можно выпить чаю с пирожными.

Так и поступила публика, пришедшая на представление театра-варьете. По просьбе директора театра к публике присоединился и доктор Дулиттл вместе со своими зверями. Белая мышь боялась, что непременно найдется среди зрителей один-другой неуклюжий, который если и, не раздавит ее, то уж наверняка наступит на хвост, и поэтому она забралась к доктору в карман. Она с любопытством посматривала оттуда своими черными глазенками на людей. Совы, как известно, не умеют ходить по земле, и Бу-Бу уселась Джону Дулиттлу на плечо. Утка, собаки и поросенок семенили за доктором. Так они и вышли в фойе.

Взрослые расступались, пропуская знаменитых зверей, а детишки бежали за ними и визжали от восторга.