Избушка спрыгивает на ледяную корку речки, курьи ножки скользят и разъезжаются, я пугаюсь, как бы она, потеряв равновесие, не завалилась на бок. Юрий визжит, съезжая к самому краю крыльца, Мышеловчика отбрасывает назад, и он сильнее вцепляется коготками мне в ухо.
Оглушительный скрежет, толчок, избушка рывком выпрямляется и плавно скользит по льду Зелёной бухты.
— Что это там? — Елена разглядывает тёмные очертания чего-то большого у противоположного края бухты. По мере нашего приближения оно разрастается в целую громаду, и, когда её форма приобретает чёткость, меня пробирает радостная дрожь — умница избушка придумала, как доставить нас к Огнепылкому вулкану, не подпалившись в его пламени!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})— Мышеловчик, ау, — я мотаю головой, чтобы он снова не заснул, — посмотри, какой корабль!
— Ну вижу, — Мышеловчик снова свешивается с моей головы и довольно ухмыляется, — сказала же девчонка-яга, что избушка доставит нас в целости и невредимости. Ясно, что к вулкану безопасней подплыть, чем чесать по суше!
Я улыбаюсь, потому что Мышеловчик снова прав — что, как не ледяная вода, лучше всего убережёт нас с избушкой от пламенных «приветов» Огнепылкого вулкана? Корабль всё ближе, и я восхищённо разглядываю его. Он и правда громадина: на палубах без труда рассядутся штук пять избушек.
Высоченные выбеленные инеем мачты упираются в небо, длинный заострённый нос посверкивает звездчатыми наледями.
— Замёрзший корабль! — Елена в восторге хлопает в ладоши. — Анатолий о таком рассказывал! — она поворачивается ко мне, глаза сияют, как лёд на палубе. — Ты же знаешь эту историю?
Я мотаю головой. Саму историю я помню, но всегда считала, что это чистая выдумка и правды в ней ни на грош. Но сейчас, похоже, мне не мешает снова послушать её.
Елена подбирает с крыльца одеяло, поплотнее закутывается и, пока избушка преодолевает последний отрезок пути до сверкающего инеем корабля, начинает рассказ, как это обычно делает Анатолий: «Давно ль это было, недавно ли…»
Давно ль это было, недавно ли, а только бороздили небо корабли летучие. Служили им крыльями фантазии заоблачные да вера в чудеса бездонная. Жадные до приключений, гуляли они привольно на просторах небес лазоревых, как киты на просторах морских.
Но с годами теряло воображение высоту свою заоблачную, а вера — глубину свою бездонную, пока не стали они большой редкостью, а корабли летучие один за другим морю сдались — одни торговыми судами сделались, другие людей по морю-океану возить взялись, третьи на службу военную подались. Были и те, что в пучину морскую ушли, сиренам да змеям морским приют дали, но таких было совсем мало.
Вскоре всего один летучий корабль остался, а капитана его юного Кощеем звали. Сотню лет по небесам летал, по-над облаками скользил, едва верхушек их курчавых касаясь, пока весь не изморщинился да не поседел, как море бушующее, белой пеной закипающее. Угасала помаленьку жизнь Кощея. И обуяла его грусть-тоска жестокая, что не дано ему жизнью жить вечной, на корабле по небу летаючи.
И придумал Кощей уловку хитроумную. Улетел за край мира да за звезду Полярную, дальше которой один только остров Буян и есть. Там и спрятал он душу свою, глубоко под корнями Дуба Могучего закопал, и руки потирал, что заживёт жизнью вечной, по небу на корабле своём летаючи.
Следом за душой Кощей имени своего лишился и звался с тех пор Бессмертным Великаном. А потом потерял дар воображения безбрежного и веру в чудеса несокрушимую, что корабль его на лету держали. Свалился летучий корабль в море Суровое, брызги столбами взметнул, а Великан впал в ярость великую да тоску чёрную, переломил он грот-мачту толстенную и вихрем в лес Снежный умчался, а корабль бросил по воле волн болтаться.
Дрейфовал он, дрейфовал, одинокий и заброшенный, пока рыбакам на глаза не попался. Забрались рыбаки на борт всей артелью, грот-мачту починили, носовую мачту поправили, лебёдку для сетей рыболовных поставили. Получилось у них судно рыболовное, как нельзя лучшее. Ходили рыбаки по морю Суровому от Востока Тихого до Запада Штормистого, рыбу промышляли, капусту морскую да краба клешнястого.
В заботах, как побольше улова в сети свои набрать, ни на фантазии их не хватало, ни на веру в чудеса, и оттого корабль их больше в небо не взлетал да по-над облаками не плавал.
Долго ли, коротко ли, а полюбил один из рыбаков девушку прекрасную, что на берегу бухты Зелёной ему встретилась. Взлетело его сердце влюблённое, и почувствовал он себя таким лёгким, что впору по пене морской словно посуху гулять. На его счастье, девушка тоже его полюбила, справили они свадьбу, и подарили им рыбаки корабль свой, как нельзя лучший, а сами на прежний вернулись.
Столько любви в душах рыбака и жены его плескалось, столько воображения заоблачного да веры бездонной, что едва вышли они в море месяцем медовым нарадоваться, как взмыл их корабль под самые небеса, паруса под ветром раздул, нос острый в улыбке изогнул, на счастье их глядючи. Полетели они за край мира, да за звезду Полярную до самого острова Буяна и ещё дальше.
А как времена года семь раз сменились, пристали рыбак с женой к берегу Зелёной бухты. Пришло жене время ребёнка родить, и решили они домик себе в лесу справить. А корабль снова один-одинёшенек на волнах болтаться остался. Но прежде чем на берег сойти, начертали рыбак с женой на верхней кромке слова заветные: «Для искателей приключений, кому не занимать воображения и веры в чудеса».
Однажды зимой лютой нашёл Дед Мороз корабль тот позабытый да позаброшенный. Уселся на носу да столько мороза напустил трескучего, что замёрз корабль, весь льдом да инеем покрылся. Спит с тех пор корабль замороженный, и всё-то снится ему, что однажды поднимутся на борт его люди, фантазий да веры в чудеса исполненные, и взлетит он снова небеса бороздить бескрайние.
Глава 26. Замерзший корабль
У края сковавшего бухту ледяного панциря избушка ловко тормозит юзом. Столько лёгкости в её размашистых движениях, столько шальной радости, даже окошки настежь распахнулись. Дай ей волю, думаю я, песню от восторга загорланит.
Замёрзший корабль возвышается над нами, переливается ослепительными ледяными блёстками. Избушка в один гигантский прыжок перепрыгивает на корабль и важно ступает по палубе. Лёд под её лапами трещит, дерево скрипит, корабль всей махиной вздрагивает, пробуждаясь к жизни.
На остром носу корабля избушка усаживается и свешивает с бортов свои курьи ножки. Те вытягиваются, пока не касаются ледяной поверхности океана. Дверь избушки расплывается широкой улыбкой, отчего свесы крыши приподнимаются и комкаются.
Громовой «кр-р-ряк!» внезапно разрывает воздух. Корабль резко подаётся вниз, а с ним проваливается в желудок моё сердце. Следует ещё один «кр-р-ряк!», потом ещё и ещё, корабль тяжело переваливается с боку на бок. Гулкие удары ритмично раскатываются где-то под нами, лёд оглушительно трещит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Я свешиваюсь с крыльца посмотреть, откуда этот адский треск, Мышеловчик спрыгивает вниз и как угорелый мчится к поручням палубы.
— Изба ломает лапами лёд! — вопит он сквозь какофонию тресков и плесков. — Сейчас поплывём!
В следующий миг Мышеловчик снова на крыше избушки и всем своим невеликим тельцем клонится к востоку, словно налегает на огромный штурвал, способный сдвинуть корабль с места:
— Курс на Огнепылкий вулкан!
Лёд вокруг нас разлетается осколками и стонет, словно пробуждающийся ото сна исполинский зверь. Корабль даёт резкий крен, снова отсылая моё сердце в желудок, и с душераздирающим скрежетом проваливается сквозь лёд. Волны ледяного крошева переливаются через борта, и на миг я обмираю от ужаса, что сейчас мы всем кораблём уйдём на дно. Но нет, вода выталкивает корабль вверх, и моё сердце подпрыгивает.