— И о чём же песенка?

— Я тебе её спою! Правда, у меня голоса нет…

Заяц подкинул в огонь хворост и приготовился слушать. Щенок провёл лапой по носу, сглотнул слюну и, застеснявшись, то ли запел, то ли продекламировал:

— Тсс! — перебил его заяц и навострил ухо.

Приятели встревоженно прислушались: неподалёку, возле голой берёзы, что-то зашуршало. Потом ещё раз. И ещё.

— Эй, вы, там, за деревом! — храбро закричал заяц. — Или вылезайте, или я беру топор!

Из-за ствола появились два существа и вперевалку стали приближаться к костру. Когда их наконец осветил огонь, заяц и щенок увидели, что это пингвин и лягушка. Лягушка с трудом волокла саквояж с оторванной ручкой, а пингвин нёс в крыльях деревянный кубик с нарисованной буквой «С». С горем пополам доковыляв до костра, пингвин поставил свою ношу и всей солидной тушей так плюхнулся на него, что кубик провалился в снег.

— Всем добрый вечер, — пробасил пингвин.

— Ведь вы не запретите нам погреться? — спросила лягушка и, не дожидаясь ответа, стянула с головы платок и протянула лапы к огню.

— Да что там, грейтесь, — приветливо ответил щенок. — Только имейте в виду — хозяин тут заяц. Его костёр, его хворост.

— Грейтесь сколько влезет, — разрешил польщённый заяц, подбрасывая пару хворостин в огонь.

— Вы оба из той кучи, которую вывалили на снег, верно? — спросил пингвин, пронизывая приятелей цепким взглядом крошечных глаз-бусинок.

— Верно, но вы-то откуда знаете? — удивился щенок, слегка опечаленный тем, что его не приняли за живого волкодава, а его приятеля — за настоящего зайца.

— Как не знать, — заявила лягушка, — если у тебя нос вовсе не нос, а приклеенное кофейное зерно.

— А вот и не угадали, — возмутился щенок, — это вовсе не зерно, и не кофейное, а самая настоящая фасолина!

— Всё равно это фасолина, а не нос, — не сдавалась гостья. — А у твоего соседа…

— И не соседа, а приятеля! — снова перебил её щенок.

— …а у приятеля одно ухо, полтора уса и в придачу булавка на порванной шкуре…

— …и вовсе это не порванная шкура, а… — сгоряча чуть не выдал тайну потайного кармашка щенок, да вовремя прикусил язык, — а… ничего!

— По правде говоря, — заговорил заяц, — я первым увидел, что вы тоже из той кучи.

— Вы имеете в виду мою левую ступню? — спросил пингвин.

Только сейчас приятели заметили, что у пингвина вместо левой ступни пришит стоптанный детский шлёпанец.

— Нет, — ответил заяц, — я имел в виду всего лишь кубик…

— А вы довольно проницательны, — похвалил пингвин, своим телом вдавливая кубик ещё глубже в снег.

— Эту букву я знаю, — сказал вдруг щенок, — её рисуют под солнцем, соловьём, совой или спичками…

При этих словах заяц быстро отвернулся, что-то вытащил из-за пазухи и снова повернулся:

— Вот и спички! — потряс он коробком.

— Нужная вещь, — похвалил пингвин, — без неё и костра не было бы.

— У вас, случайно, не найдётся, — спросила лягушка, — ещё шарфа и шапки?

Она подползла ближе к шарфу и присела на его конец.

— Нет, но вы можете воспользоваться этими, — вежливо уступил своё место щенок. — Пожалуйста, мне не холодно, у меня ведь мех.

— Хоть ты и с мехом, но настоящий джентльмен, — похвалила его лягушка, залезла в шапку и завернулась в шарф так, чтобы снаружи оставалась лишь её щека с бородавкой.

— Идите на моё место, — предложил пингвину заяц, выпрыгивая из шапки и подбрасывая в огонь хворост.

— Спасибо, мне и на кубике хорошо, — отказался толстяк. — Мы, пингвины, любим холод, мы ведь из страны айсбергов.

— А мы, лягушки, не любим, хоть и относимся к холоднокровным, — сказала лягушка, вытянувшись в шапке во всю длину и поплотнее закутываясь в шарф.

— А вы легко нас нашли? — полюбопытствовал щенок.

— След привёл, да ещё трубка, — ответил пингвин.

— Трубка? — обомлели приятели.

— Она самая, — пингвин неуклюже нагнулся и вытащил из шлёпанца деревянную потрескавшуюся трубку. — Стоит мне прикусить мундштук, и голова начинает работать как заведённая. Я ведь когда-то был заводной игрушкой, да только ключ сломался, и я растолстел и стал неуклюж.

— Хи-хи-хи… — не сдержался щенок, но тут же спохватился и стыдливо стал утешать увальня: — Совсем вы не толстый и не неуклюжий, просто немного полноваты и мешковаты… А зачем вы тащили с собой такой тяжёлый кубик?

— Я ожидал этого вопроса, — ответил пингвин.

Он встал, вытащил из снега кубик и повернул его одной из сторон. Все увидели, что там то ли белой, то ли серой, то ли серебряной поблекшей краской нарисован небольшой треугольник, испещрённый прожилками, а может, и не прожилками.

— Угадайте, что это такое? — спросил пингвин.

Игрушки стали угадывать.

— Плавник рыбы?

— Лист ракиты?

— Птичий клюв?

— Осколок хрусталя?

— Тсс! — заяц снова навострил ухо и схватился за рукоять топора.

Все насторожились и прислушались: из леса доносился плач. Он то стихал, то снова слышался совершенно отчётливо.

— Вот тебе раз! — остолбенел заяц. — Кто-то плачет!

— Тем лучше, — обрадовалась лягушка. — Если трезво подумать, тот, кто плачет, не опасен.

— Полагаю, — пососал трубку пингвин, — что плакса из той же кучи мусора.

— И как мне не пришло это в голову! — огорчился щенок.

— Так чего мы ждём? Вперёд! — встрепенулся заяц.

— Я с тобой, — оживился щенок.

— Жаль, — виновато опустил глаза пингвин, — но я не только полноват и мешковат, но ещё и хромоват. — Он снова поставил кубик и плюхнулся на него так тяжело, что серебристо-серый рисунок утонул в снегу.

— А я, — поглубже зарылась в шапку лягушка, — посоветовала бы, прежде чем кого-то спасать, трезво подумать: мы сами в беде, да ещё в опасном лесу…

Однако заяц и щенок уже спешили в ту сторону, откуда раздавался плач. Им пришлось барахтаться в глубоких сугробах, а один раз щенок увяз по уши в снежной яме, и зайцу удалось вытащить его, только пригнув ветку можжевельника, за которую его приятель с горем пополам уцепился. Когда они двинулись дальше, плач стих, и стало неясно, куда идти.

— Вон там, — прошептал щенок, — на том пне.

Неподалёку торчал огромный пень, а на нём сидело хрупкое создание, уткнувшись лицом в ладони. Друзья подкрались поближе и разглядели куклу в ночной сорочке, подпоясанной шнурком от ботинка. На одну руку куклы была натянута до локтя перчатка, а на голове у несчастной не было ни единого волоска. Снег вокруг пня оказался весь в ямках от слёз.

— Добрый вечер! — как можно непринуждённее поздоровался заяц.

— Мы с другом просим прощения, что не можем постучаться к вам, поскольку тут нет дверей, — тихо, чтобы не испугать плачущую незнакомку, добавил щенок.

Кукла повернула к ним бледное личико с опущенными веками.

— Кто вы? Что вам нужно? — без всякого страха спросила она.

— Мы оба игрушки, заяц и щенок, из той самой… нехорошей мусорной машины.

— Недалеко отсюда мы развели костёр, вот и спички, — пошуршал под застёгнутой шкуркой коробком заяц.

— …а ещё ёлочку нарядили… — подхватил щенок.

— …гостей дождались…

— …и подумали: а вдруг и вы не откажетесь погреться у костра в такую ночь…

— …в новогоднюю ночь!

Кукла уже хотела соскочить с пня, но опомнилась, покачала головой и равнодушно поблагодарила:

— Спасибо, вы очень любезны. Только всё это напрасно.

— Почему? — в один голос спросили приятели.

Кукла не ответила. Она безразлично повернулась к ним спиной и застыла, подобно восковой статуэтке.

— Знай, — припугнул её щенок, — если ты здесь останешься, на тебя набросится волк с вот та-а-а-а-кой пастью! — Он широко раскинул обе лапы.

— И разорвёт тебя вот на та-а-а-а-кие кусочки, — сомкнул лапы заяц.

— У-у-у-у! — завыли они страшными голосами. — Он уже крадётся сюда!

— Не пугайте меня и ничего не изображайте, — холодно произнесла кукла. — Просто я не хочу да и не могу вас видеть.

— Почему это не можешь?

Кукла повернула к ним личико — её ресницы были опущены и мелко вздрагивали.

— Да потому, что я слепая.

— Вот как… — только и смог выдавить заяц.

— Мне ничего не нужно, — сказала кукла и снова отвернулась. — Ни праздника, ни ёлки, ни костра. А подкрадись ко мне волк, я бы сама бросилась к нему в пасть. Всё бессмысленно. Оставьте меня одну.