– И богатыри, почитай, все разбрелись! – клял себя Владимир. – Теперь придётся не нападать, а держать оборону. Добрыня, займись укреплением городских стен. А ты, Олав, проследи, чтобы викинги хорошо отдохнули. И покажи мне своих пленников.

Олав опустил голову и его лицо залила краска:

– Пленники не мои, а Муромца. Кабы не он, то меня бы в живых не было, а тебе служил бы предатель.

– Это кто?

– Эймунд Непомерный. Но про него я потом расскажу.

– Хорошо, тогда пошли смотреть пленников Ильи Муромца. Веди, богатырь, показывай!

Выйдя во двор, они увидели, что Бова уже вытащил из телеги всё разбойничье семейство и теперь проверял крепость пут. Заметив князя и воеводу, он вытянулся в струнку, насколько ему позволял живот, и доложил:

– Сотню пёхом пригнали, а эти в телеге пожаловали. Кажись, главари… Что с ними делать прикажете?

– Ступай, Бова, сами разберёмся.

Князь долго рассматривал пленных, скользя взглядом по злобным лицам Соловья, Нагая, Евлампии, Сыча и чумазых малолетних отпрысков.

– Ну что, Одихмантьевич, кончилась твоя вольница?

В ответ Соловей прорычал что-то нечленораздельное и по-волчьи зыркнул глазом.

– Ты на кого рычишь? – грозно вскрикнул Добрыня Никитич и уже хотел отвесить разбойнику оплеуху, но князь остановил его.

– Не марай рук, Добрынюшка! Негоже, связанного бить…

– Так давай развяжем. От меня не улетит.

– Развязывай, – разрешил князь, – пусть крыльями помашет. Заодно послушаем, как он свистеть умеет.

В одно мгновение Добрыня разорвал путы могучими руками и отступил на шаг, готовясь броситься на разбойника, как только тот сделает хотя бы одно неверное движение.

– А ну давай! – сказал князь.

На это Соловей злобно плюнул себе под ноги и заскрежетал зубами.

– Свисти, коли князь приказал, – повторил Илья и погрозил разбойнику кулаком.

Что такое кулак Муромца Соловей уже знал, поэтому сунул пальцы в рот и засвистел.

– О-го-го! – испуганно закричал Бурушка.

– Кар-кар! – истошно заорали вороны.

– Хрю-хрю! – забились в истерике посадские свиньи.

Князь, Добрыня и все, кто был на подворье, в ужасе заткнули уши. Но это слабо помогало, потому что разбойничий свист, словно раскалённое шило, проникал сквозь ладони.

И надо ж было в этот момент Соловью Будимировичу выйти из терема! Увидев своего заклятого врага, Соловей Одихмантьевич, забыв про богатырский кулак, бросился вперёд. Ещё минута и он свернёт шею этому купчишке. Нет, даже не свернёт, а перегрызёт своими волчьими клыками!

Вместо того, чтобы попытаться убежать, купец в ужасе застыл на месте, давая своему убийце дополнительное превосходство. Не пришедший в себя от Соловьиного свиста Добрыня Никитич не успел перехватить разбойника и сейчас мог лишь наблюдать за происходящим. Ещё миг и… Но вдруг за шаг до своей жертвы Соловей покачнулся и рухнул на землю, а его голова покатилась вперёд, пока не уткнулась в ноги оторопевшего купца.

– Что это было? – спросил побледневший князь.

– Ничего, просто голову ему снёс, – спокойно ответил Илья. – Хорошо хоть меч мне вернуть успели, а так бы не достал Соловья: шибко быстро летает.

Оказалось, что Муромец так стремительно взмахнул мечом, что никто этого и не заметил. Но времени на обсуждение не было, потому что Соловей Будимирович вдруг тоже покачнулся и упал рядом с окровавленной головой, от волчьего оскала которой ещё исходила неуёмная злоба.

– Что с ним? Ранен? – встревожился князь.

– Да нет, сомлел малость, – объяснил Бова, поднимая купца с земли. – Они ж народ мирный, вот и не привыкли, когда под ногами головы валяются. Хотя, когда я впервой голову без плеч увидел, тоже чуть своё сознание не потерял.

– Ладно, хватит болтать! – перебил Бову воевода. – Неси Соловья Будимировича в палаты да квасу ему дай студёного. И мне дай, а то что-то я взопрел от этого свистуна безголового…

С этой минуты в Киеве закипела работа. Князь написал указ о ратном положении, из чего следовало, что население мужского полу от пятнадцати до сорока лет переходило в подчинение воеводе. Приказ огласили биричи, и вскоре к княжескому дворцу потянулись бородатые мужики и безусые отроки.

Киеву не впервой угрожала опасность, поэтому люди знали, зачем их зовут и шли не с пустыми руками: за поясами у многих торчали топоры, а некоторые вдобавок были вооружены пилами, молотками и лопатами.

Добрыня Никитич разбил народ на артели – рабочие дружины с круговой порукой. Одних артельщиков он послал укреплять стены, других отправил в лес рубить волока – длинные клюки-кокорки, служившие оглоблями и полозьями для выволакиванья брёвен из леса. Третьих – делать из брёвен острые колья-рожны, которые вкапывались в землю перед защитным валом в наклонном положении, чтобы остановить конницу противника, ведь, как говорится, против рожна не попрёшь! Четвёртых – добывать и варить смолу, чтобы лить горячий вар на головы кочевников, остужая их пыл. Нашлась работа и для пятых, и для шестых, да и седьмые без дела не остались…

А что же с пленниками, спросите вы? Чтобы ответить на это, придётся немного забежать вперёд, потому как во время подготовки к осаде некогда было ими заниматься. Всех разбойников, кроме Евлампии и мелюзги, заковали в кандалы и посадили в острог. А уже потом, когда опасность миновала, боярский суд сослал их рыть судоходные каналы между реками, а покуда каналы строились, таскать корабли посуху. Та ещё работка! А нечего было разбойничать!..

Да, чуть не забыли: Нагая и Сыча перед этим хорошенько выпороли на конюшне, тут уж Прасол отвёл душу!

Евлампию же отправили в женский монастырь, где в скором времени из злобной атаманши она превратилась в скромную послушницу, напоминавшую нравом ту замечательную девушку, каковой она была двадцать лет назад. Евлампия много молилась за своего не покаявшегося супруга в надежде, что Господь облегчит его вечные муки. А ещё она молилась, не поверите, за Илью Муромца, бывшего лютого врага, который оказался лучшим другом, ибо вытащил из погибельного болота её деточек. Их князь отдал в книжное учение. Правда, поначалу Филину, Беркуту и Соколку пришлось вдоволь берёзовой каши нахлебаться. Но ведь не зря говорят: кнут не мука, а вперёд наука! Потому не прошло и полгода, как братья стали первыми учениками, сказалась, видать, разбойничья смётка! Но, скорее всего, ума им прибавили церковные бдения Евлампии, поскольку молитва матери дитя со дна морского поднять может…

Пока шли работы по укреплению города, Илья остался не у дел, ибо строитель из него был никакой. Вот если бы чего сломать – другое дело! Поэтому у него появилось время поближе познакомиться с Киевом.

Да, это был город городов! Ещё недавно Илья восхищался Муромом, но теперь пройдясь по киевским стогнам (так раньше назывались улицы и площади) и увидев могучий Днепр с вершины Старокиевской горы, где ныне находится Андреевский спуск, смог выдохнуть только одно слово: «Лепота!»

Киев был древней Мурома да, пожалуй, и остальных городов.

Его история началась в пятидесятые годы по Рождеству Христову. Однажды самый первый ученик Сына Божьего апостол Андрей, величаемый за это Первозванным, прибыл в Корсунь. Там узнал он, что недалеко от города находится устье Днепра. Апостол захотел подняться вверх по этой великой реке, которую греки называли Борисфеном по имени грозного северного ветра. Видать, довелось грекам хлебнуть днепровской водицы во время речного шторма, когда широкий Днепр-Борисфен ревёт и стонет, вздымая могучую спину.

Пройдя половину пути, Андрей с учениками увидели сбегающие к воде крутые склоны.

– На этих горах воссияет благодать Божья. Будет тут город великий, и воздвигнет Бог много церквей. – сказал Апостол и, помолившись, поставил деревянный крест.

А через пятьсот лет три брата и красавица-сестра из племени полян действительно основали тут город. Старший брат за высокий рост и решительный характер звался Кием, что по-славянски обозначало и крепкую палку, и могучий молот.

Он и стал первым правителем града, названного затем его именем. Младших же братьев звали Щек и Хорев, а сестру – Лыбедва. Хорев тоже устроил свой град – Хоревицу – в пятнадцати вёрстах к северу от Киева. Стояла Хоревица на высокой горе, поэтому позже граду дали имя Вышгород, и при Владимире он служил столице северным щитом.

Во времена княгини Ольги Киев разросся, однако весь умещался на горе. Но уже в правление князя Владимира люди стали селиться в низине возле Днепра. Это поселение, где в основном обитали ремесленники, получило название Подол.

Первое каменное здание появилось в городе во времена правления великого князя Святослава. Это был его терем, возвышавшийся среди деревянных сооружений, словно утёс в зарослях камыша. Он долго был одинок, пока Владимир не приказал доставить мастеров из Греческой земли, чтобы они построили каменную церковь в честь Пресвятой Богородицы. Князь украсил храм иконами, сосудами и крестами, что взял перед этим в Херсонесе, и поставил служить тамошнего священника Анастаса Корсунянина.