Глава 31. Липовое дерево

Мы с Анатолием взваливаем на плечи Липовое дерево, оно скрипит и охает. Ужасно трудно спускаться с крутого склона на задних лапах, да ещё с такой ношей, а уж держать равновесие почти невозможно. Через несколько шагов Анатолий, а он идёт впереди, поскальзывается на каменной осыпи, из-за чего наш спуск чересчур ускоряется. С веток отрываются чудом уцелевшие листочки, но, прежде чем упасть на землю, превращаются в снегирей, и те кружат над нами, заполошно хлопая крыльями.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мои задние лапы скользят и разъезжаются, и мне с трудом удаётся удержать дерево. Чтобы устоять, я пытаюсь цепляться когтями за землю, но когти лишь пропахивают глубокие борозды в каменной осыпи, как грабли в рыхлой земле. Нас неудержимо влечёт вперёд, лапы обгоняют тело, и мы оба заваливаемся назад, но всё же умудряемся удержать дерево, пока, набирая скорость, летим со склона, точно с горы на санках. Острые камни пропарывают мне икры, и я вою от боли.

Анатолий тщетно пытается замедлить спуск, и вдруг мои глаза округляются от ужаса, потому что я вижу, что нас несёт прямиком в кипящее грязевое озерцо у самого подножия вулкана.

Его поверхность курится серными парами, и чем мы ближе, тем сильнее они сгущаются. Скоро я чувствую, что задыхаюсь. Дерево тянет уцелевшие ветки и корешки в жалкой попытке зацепиться за землю и замедлить наш спуск.

Я всем телом откидываюсь навзничь, хотя раскалённая земля даже через шерсть прожигает мне кожу. Толку мало. Нас, как несло, так и несёт вниз со склона, и никакая сила не может остановить. Кровь молотами стучит в ушах, встречный ветер прочёсывает борозды в шерсти. Я задерживаю дыхание, готовясь вот-вот бухнуться в кипящую грязь.

И вдруг свет звёзд меркнет, заслонённый чем-то огромным, и холодная чёрная тень накрывает нас. Нечто корявое, длинное опускается на меня, брызгая ледяной водой. Огромные когтистые пальцы растопыриваются, и я чуть не всхлипываю от облегчения — избушкина курья ножка, вот что это такое!

Она хватается когтями за ствол дерева и увлекает его вверх вместе со мной, потому что я мёртвой хваткой держусь за свой конец ствола, и под тяжестью моего веса мышцы натягиваются как струны. Я выворачиваю шею, стараясь разглядеть Анатолия — и да, он тоже висит в воздухе, вцепившись в другой конец ствола.

В следующий миг мы сверзаемся с небес на крыльцо избушки, наделав немало шума — грохот и треск, гулкие бум-бумс, взвизги Юрия, взрыки Ивана, гиканье и аплодисменты Елены сливаются в неописуемый звуковой хаос. Я быстро перекатываюсь на лапы и пытаюсь очухаться.

Липовое дерево лежит поперёк крыльца точно огромное спиленное бревно. У его противоположного края на непослушных лапах покачивается Анатолий. Я выглядываю за перила крыльца, и голова моя идёт кругом. Избушка несёт нас высоко над курящейся дымами землёй, она во всю длину вытянула свои курьи ножки и двигается урывками, выбирая ещё прикрытые снегом места среди бурлящих огненной лавой расщелин.

— Ты там поаккуратнее, — умоляю я избушку, передёргиваясь от мысли, что она может обжечь себе лапы.

Елена бросается мне на шею.

— Ой, мы видели, как вас несёт со склона, я вся испереживалась, а избушка кинулась вам на помощь и ка-а-ак сиганёт с корабля. — Елена сжимает меня в объятиях так крепко, что у меня трещат кости, но, убедившись, что все наши живы и здоровы, я не отстраняюсь, а только охаю.

Мышеловчик молнией пробегает по перилам и запрыгивает мне на морду.

— Твоим растянутым мышцам, гляжу, полегчало? — смеясь, спрашиваю я.

— Подумаешь, просто уморился чуток от боевого танца.

Мышеловчик кружится передо мной на задних лапках, горделиво раскинув передние, словно на показе мод:

— Ты только погляди на мой зимний прикид!

— Бесподобно! — улыбаюсь я. — Хотя ты неотразим в любом окрасе.

Я смотрю вдаль на корабль, одиноко покачивающийся в полынье посреди скованного льдами моря, и гадаю, какие ещё приключения ему суждены. Потом поворачиваюсь к избушке:

— Спасибо тебе, что пришла на помощь!

Избушка улыбается всеми оконцами, дверью и свесами крыши.

— Так это и есть Липовое дерево? — Елена разглядывает перегородивший крыльцо ствол. — Что с ним сделалось? Оно как, в порядке?

Елена только сейчас замечает Анатолия у дальнего края крыльца.

— Ой! Ещё один медведь? П-привет, медведь, — чуть нервно здоровается Елена. — Кого-то ты мне напоминаешь… — Она прищуривается. — Уж не родственник ли ты нашей Янке?

— Как же, мой родной отец, — отвечаю я, хотя помню, что Елена не понимает нашего языка. Я смотрю на Анатолия, и улыбка сама собой приподнимает уголки моих губ. Он улыбается в ответ так же смущённо, как когда бывает человеком, и прилив любви согревает мне душу, точно горячий сбитень в морозный день.

Дерево размахивает всеми сохранившимися ветками и корешками, стараясь привлечь наше внимание.

— Помогите мне подняться, — бубнит оно.

— Дерево что-то говорит, да? — Елена опускается перед ним на колени и разглядывает ствол.

— Помогите мне подняться, — уже громче стонет дерево.

— Ой, а я поняла, чего оно хочет! — Елена от радости хлопает в ладоши. — Я поняла, что оно говорит. Избушка, милая, поможешь ему?

Из потолочных балок тут же выстреливают вьющиеся лозы. Оплетаются вокруг ствола и на глазах утолщаются. Потом безо всяких усилий нежно поднимают ствол и несут по воздуху у нас над головами. Дерево облегчённо вздыхает, устроившись на крыше возле колпака дымовой трубы, коротенькие корешки удлиняются, пробиваясь между заросшими мхом черепицами.

— Дерево спасёт Сашу? — спрашивает Елена, и я вспыхиваю от смущения, потому что не хотела ни о чём просить дерево, пока не доставлю его в лес в целости и сохранности.

— Так ты хочешь, чтобы я кого-то спасло? — Ветви дерева удлиняются, на них вспухают новые почки и разворачиваются листочками.

Надежда трепещет в моей груди.

— У меня есть друг, Саша, он в моей деревне на южном краю леса, и по моей вине он сильно болен. Я надеялась, что ты могло бы помочь ему исцелиться.

Одна из веток склоняется ко мне, из неё вырастают три листика. Они не такой формы, как другие: те похожи на сердечки, а эти три разлапистые, как звёздочки, и в тёмно-красных прожилках. Листочки отрываются и, кружась, планируют на пол. Но прежде чем они касаются половиц, откуда ни возьмись появляются три снегиря и, поймав листики в клювы, сейчас же улетают прочь.

— Птички доставят их туда, где они нужны, и твой друг опять станет живым и здоровым, как новенький, — шелестит дерево.

— Спасибо тебе. — Я и забыла, когда в последний раз так широко улыбалась. Теперь, когда с души свалился тяжёлый камень тревоги за Сашу, я чувствую себя лёгкой, как птичка.

— И ещё… я вот думаю, вдруг… ну, там одно проклятие… — От мысли попросить Дерево вернуть мне человеческий облик у меня всё внутри начинает трепыхаться, точно стая воробьёв затеяла там перепалку. Я хмурюсь, не в силах разобраться в своём чувстве.

— Прошу извинить, — надтреснуто отвечает дерево, — но я бессильно отменить давние проклятия.

Анатолий подходит ближе, становится возле меня.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ты уж прости, Янка, — печально качает он головой.

— Да ладно, всё путём. — Я облегчённо вздыхаю, сообразив наконец, что означало это трепыханье. Я не хочу, чтобы проклятие сняли. Я не хочу навсегда остаться человеком. Мне не меньше нравится быть медведем. Я перевожу взгляд на Анатолия, и в голове молнией вспыхивает догадка.

— Помнится, ты говорил, что мы сами можем распоряжаться, кем нам быть.

— Говорил, да, — кивает Анатолий. — Хотя это жутко трудно, знаешь ли, иной раз так намучаешься…

— Ничего, ради такого дела чуток помучиться не жалко. — Я смотрю на свои лапы, испытывая тёплую привязанность к ним. Лес преподнёс их мне в дар, так, кажется, сказала Валентина. Чтобы я помнила, сколько всего волшебного и таинственного есть в мире.