Дочитав до конца, Бутадеус взмахнул правой рукой, словно дирижер, только что блестяще отыгравший сложную симфонию.

– Какая удача, что я взял почитать именно эту газету, а не другую, лежавшую рядом! Думаю, академик Перепелкин – как раз тот человек, что нам нужен! Его установка работала всего на четверть мощности, и в городе начался настоящий переполох! Что же произойдет, если включить ее до упора? Твое колдовство, Лилит, это, конечно, здорово, но про науку тоже не следует забывать. Иногда у нее получается почище всякого колдовства… Наука плюс магия равно конец света! Звучит, а?! Академик Перепелкин – тот самый финальный аккорд к моему плану, который я никак не мог придумать! Получалось, признаться, как-то буднично и заурядно… А в настоящем злодействе всегда должен быть шик! Что-то безумное и неповторимое! И вот, теперь пасьянс сложился! Чудо-установка академика, твои крысы, Лилит, и мои замученные крепостные! Красота! Почти голливудский сценарий! Утро после рождественской ночи для жителей города будет тяжелым, ой тяжелым! Ну, что вы думаете?

Из-за прилива воодушевления у Бутадеуса разыгрался зверский аппетит. Как оголодавший за зиму волк, он накинулся на принесенную еду. Патрик и Лилит вяло ковырялись в своих тарелках и с опаской поглядывали на хозяина, словно заодно он мог съесть также и свою свиту.

– Ну-с, господа, – сказал рыцарь после жевательной паузы, откидываясь с довольным видом на спинку кресла и закидывая ногу на ногу. – Сейчас по чашечке крепкого кофе, по сигаре и сразу же в гости к академику Перепелкину… Да что вы все время молчите, черт вас побери?! А ну отвечайте! Немедленно отвечайте! Как вам моя идея с этим академиком?

Патрик, который меланхолично, как корова траву, пережевывал фазана с ананасом в клюквенном соусе, оторвался от тарелки и пробормотал:

– Если позволите, сир, я бы сказал, что… мне все это не очень-то нравится…

Бутадеус так и подпрыгнул в кресле, а потом с негодованием завопил:

– Что?! Что ты сказал?! Я придумал плохой план, по твоему мнению?! Может, у тебя есть идеи получше?! Патрик испуганно потряс головой:

– Идея отличная, пусть я и не уразумел ее до конца. Но все равно, сдается мне, что мы собираемся устроить здесь нечто, простите, особенно мерзостное. В этой связи давно хотел спросить: зачем, сир, мы колесим по всему свету и всячески пакостим вот уже без малого семьдесят лет? Не знаю, как вас, а моя бесконечная жизнь меня уже порядком утомила. Раз уж вы получили обратно свою душу и теперь вольны умереть, то не пора ли отправиться на родину, в Шампань, и упокоиться, наконец, в прекрасном фамильном склепе, что дожидается вас почти тысячу лет? Зачем мстить тем, кого давным-давно уж нет в живых? Есть ли в том хоть какой-то смысл?

Проговорившись, оруженосец втянул голову в плечи, со страхом ожидая гнева хозяина. Тот, однако, надолго замолк, погрузившись в свои мысли. Потом все-таки ответил – но теперь совсем другим голосом, глухим и бесцветным, что был едва различим на фоне играющей музыки.

– Не пора ли отправиться домой? Не время ли закончить нашу месть миру? Ты так легко рассуждаешь об этом, Патрик, потому что никогда не подписывал сделку с дьяволом, мой мальчик! Тебя самого не обводила вокруг пальца эта хвостатая и рогатая образина! Да если б я знал, что ждет меня в будущем, то сказал бы – режьте тело мое живьем на кусочки, но никогда, слышите, никогда не подпишу я этот проклятый договор! Не нужно мне ни богатства, ни славы! Готов жить в глуши, быть простым крестьянином, даже монахом, только оставьте при мне мою душу… Что такое душа, Патрик? Задумывался ли ты когда-нибудь о том? Так вот, душа – это частичка вечной жизни, упрятанная внутри нас. Искра того самого пламени, из которого явилось все сущее. Что-то вроде ниточки, соединяющей нас с источником жизни, от которой мы и произошли. Ниточки невидимой, слабой, но все равно через нее жизнь, сочась по капле, подпитывает наше тело и днем, и ночью. Дьявол конечно же никогда не расскажет тебе об этом! Нет, он скажет, что душа – это непонятно зачем существующий придаток к человеческому естеству, без которого жить только легче и веселее… И вот, когда ты отдаешь этот самый «придаток», то начинаешь ощущать внутри страшную пустоту, Патрик. Ты оборвал свою связь с источником жизни, как же может быть иначе? Эта пустота словно черная дыра. Ни деньги, ни слава, ни удовольствия не могут утолить ее жажду. Нет, понял я – нужны чувства, очень сильные чувства, сравнимые по мощи с самой жаждой жизни. И я стал заполнять пустоту своего существа ненавистью. Жгучей, беспощадной, сокрушающей все на своем пути. Ненавистью к тем, кто стоит на пути к возвращению моей души, к этим злодеям и мучителям, чьи муки совести мне приходится брать на себя. Веками копилась эта ненависть, и сейчас нет у меня больше ничего внутри, мой Патрик. Даже душа моя, что наконец вернулась обратно, не в силах совладать с этой силой, которая как вулкан бурлит во мне. Ненависть эту можно убрать из себя одним только способом – мстить тем, по чьей вине я так мучился сотни лет. Чем больше я мщу, Патрик, чем жесточе моя месть, тем больше ненависти уходит из меня в окружающий мир и тем ближе я к своей желанной смерти!

Не говоря больше ни слова, Бутадеус выпил кофе, выкурил сигару, после чего они незамедлительно вызвали такси и отбыли в городской комитет по науке, к академику Перепелкину.

Перечитав, наверное, в сотый раз лежащую перед ним статью в газете «Санкт-Петербургские вести» академик Перепелкин – полнолицый, энергичный старичок-бодрячок с невообразимыми бакенбардами – в сотый же раз почувствовал, как у него краснеют уши. Дело даже не в том, что его «временно» (читай, – «до конца жизни») отстранили от руководства городским комитетом по науке. Это вполне можно было бы пережить, ведь он ученый, а не чиновник. Нет, дело, прежде всего, в репутации. Да-да, именно в научной репутации! Он опозорился как исследователь! Можно поспорить: все его знакомые профессора, академики, студенты и даже лаборанты, услышав фамилию «Перепелкин», теперь или с трудом прячут улыбки, или даже вполне себе открыто хихикают над горе-экспериментатором! Десять лет он кропотливо строил свою чудо-машину, пообещав когда-то мэру превратить Санкт-Петербург в «самый солнечный» из северных городов мира, чтобы привлечь сюда миллионы новых туристов. Сколько денег, сколько труда потрачено! И вот полный провал! Фиаско! Катастрофа! Выброс элементарных частиц в атмосферу привел к совершенно неожиданным результатам – торнадо и массовому психозу в городе! О, если бы у него был шанс на еще одно настоящее испытание! Он бы утер нос всем критикам! Наверняка загвоздка в том, что устройство включили лишь на четверть мощности, потому оно подействовало не на облака, а на находящиеся ниже слои воздуха…

Когда около трех часов дня на столе зазвонил телефон, академик Перепелкин содрогнулся от ужаса. Опять эти навязчивые журналисты, что уже расславили его имя на весь город! Но звонила секретарша Нина Валентиновна. Правда, в общении с ней академик тоже чувствовал определенное стеснение. По воле случая она оказалась в день испытаний как раз в зоне действия чудо-прибора по разгону облаков. Как рассказывали, эта тихая, рассудительная старушка лет семидесяти, которая никому ничего не сделала плохого за свою длинную жизнь, вдруг схватила с прилавка кондитерской «Север» на Невском проспекте большой бисквитный торт с кремом и при всем честном народе со зловещим смехом запульнула его прямо в лицо опешившему продавцу. Впрочем, уже спустя секунду продавец (до которого, видимо, импульс от прибора академика Перепелкина шел чуть дольше) в долгу не остался и с воплем разбушевавшегося папуаса обрушил на голову Нины Валентиновны огромного шоколадного зайца. В таком вот неприличном виде, всех в креме и шоколаде, их и забрала полиция, у которой в день испытаний оказалось непривычно много работы.

– К вам какой-то иностранец, – сообщила по телефону Нина Валентиновна слегка дрожащим голосом.

При каждом разговоре с академиком она все еще невольно вспоминала тот ужас, что приключился с ней в день испытаний в кондитерской «Север». – Говорит, что инженер откуда-то из Европы. С ним женщина и ребенок.

– Не знаю, Нина Валентиновна, – неуверенно пробормотал Перепелкин в ответ. – Меня же с сегодняшнего дня отстранили от работы в комитете по науке. Поэтому, боюсь, ничем не смогу им помочь. Я тут теперь пустое место!

Но, к его удивлению, секретарь не положила трубку.

– Они сразу мне сказали, что их не интересует ваша должность. Им хотелось бы поговорить исключительно по поводу вашей… бррр… ус… установки!

По поводу установки?! Академик Перепелкин так и подпрыгнул на месте! Неужели про его изобретение узнали за границей? И готовы предложить выгодное сотрудничество? Хотя… Тут совсем другая мысль закралась академику в голову – что, если его устройством заинтересовались иностранные разведки? И этот самый иностранец-инженер явился сюда, чтобы выкрасть его чертежи?!