Ребята расселись кто где, утомлённые вознёй с парусом и зноем. Тень, от борта узкой полосой ложилась на дно бота, от которого несло сыростью. Данка вытянулась на скамейке, подсунув под голову пробковый спасательный пояс. Из-под прищуренных век она глядела на верхушку мачты, на верхний угол фока и на небо, по которому медленно плыл осколок не расплавленного солнцем облака.

— Если смотреть вот так вверх, — не торопясь, цедила она слова, — то кажется, будто мы и в самом деле плывём… Как бы мне хотелось, очень хотелось поплыть куда-нибудь в далёкие-далёкие моря, повидать такие страны, в которых всё по-другому… По-другому и необыкновенно…

Кристя наклонилась к ней.

— Я бы тоже хотела, да никто нас не пустит, пока мы маленькие. А впрочем, скажи: разве вчера ночью не было ничего удивительного и интересного?

— Интересного? Было! Но, однако, разве это всё правда? Разве всё это нам не причудилось?

Здись вынул из кармана свой складной ножик с деревянной ручкой, раскрыл его и положил на ладони. Остаток лезвия искрился на месте перелома. Девочки в молчании смотрели на Здися. Наконец Данка взяла нож, поцарапала его ногтем и без слов вернула мальчику.

Андрейку, сидевшего у другого борта и ловившего палкой жуков, обеспокоила воцарившаяся вдруг тишина.

— Что вы там делаете? Скажите, куда мы плывём?

— Наверное, на остров, который называется Могилой… — в задумчивости ответила Данка.

— А там есть жуки?

— Там — Клад, — быстро пояснила Кристя.

— Какой?

— Тройной.

— Тройной Клад? Что это значит?

Девочки и Здись вопросительно переглянулись.

— Ну как, скажем ему? — зашептала Кристя.

— Он — смелый. Не боится ни лягушек, ни мышей…

— Хоть и маленький, однако парнишка ничего, вроде меня, — подтвердил Здись. — Мог бы стать Рыцарем Серебряного Щита.

— Тогда расскажем ему всё. И станет нас четверо. Хорошо?

Все утвердительно кивнули.

Андрейка вытащил из воды мокрую палку, аккуратно положил её вдоль борта и подошёл к заговорщикам.

— Вы здесь так тихо разговариваете, что ничего не слышно. Может, у вас есть конфеты?

— Нет, Андрюша, — ответила Данка. — Мы тут посоветовались между собой и вот хотим открыть тебе Великую Тайну. Только ты должен поклясться, что ни слова не скажешь взрослым.

— А почему?

— Да потому, что они не любят ни колдовства, ни сказок. С ними трудно играть, они ничего не умеют выдумывать. Наверно, когда были маленькими, так наигрались, что уже не осталось у них охоты на это… А значит, ни слова им, Андрюша! Даже заикаться не смей!

— Не заикнусь! — твёрдо пообещал мальчонка, сильно заинтересовавшись Великой Тайной.

— Дай честное пионерское.

— Он ещё не пионер. Пусть скажет так: «Клянусь своей бабушкой, что не скажу никому».

— Клянусь своей бабушкой, что ничего не скажу никому.

— А теперь поклянись и своими жучками, — шёпотом подсказала Данка.

Андрейка, размышляя, сморщил лоб и после недолгого колебания сказал:

— Клянусь своими жуками…

Здись поднялся на верхнюю палубу, быстро оглядел всё вокруг. Недалеко от швербота паслись две коровы. Капитан грозно крикнул на них и швырнул в коров камнем, извлечённым из бездонного кармана. Бурёнки удалились неохотно, почёсывая бока о ветви ольх.

— Теперь нас никто не подслушает…

Четыре головы склонились друг к другу, и Данка шёпотом начала рассказывать о событиях минувшей ночи. Андрейка слушал, открыв рот от удивления, а Здись и Кристя как бы переживали всё сначала. Занятые столь важным делом, они не слышали шелеста чёрно-белых крыльев. На топе мачты уселась Сорока, чёрными глазками-бусинками пригляделась к пассажирам яхты и, наклонив голову, навострила уши, чтобы получше всё расслышать. Не первый год жила она на свете, многое видела, многое слышала и потому тщательно обдумывала каждый свой шаг. Она уже не была так красива, как в дни своей молодости, — заметно поредели перышки, — но зато птицы избрали её делегатом Совета Лесных Зверей.

— …стало быть, почему Клад называется Тройным, мы сами пока не знаем, — кончила свой рассказ Данка. — И не знаем, что надо сделать для того, чтобы его найти. Однако пан Твардовский сказал: кто его найдёт, тот будет повелевать всеми людьми и ворочать всеми делами. Понимаешь?

Лицо Андрейки приняло вдруг скучающее выражение, он демонстративно зевнул.

— Мой папа не нашёл Клада, но делает то же самое. Мама часто говорит: «Не надоело тебе всё время ворчать?..»

— Боже мой! — Кристя схватилась за голову. — Ты бестолковый младенец, ничего ты не понимаешь. Ворчать-то каждый умеет. А вот повелевать, ворочать делами — это совсем другое. Совсем другое…

— А ты не кричи! Лучше растолкуй что к чему, — возмутился Андрейка.

— Ну, например… например, тебе надо почистить ботинки, а заниматься этим ужасно не хочется. Однако ты должен вычистить их сам, потому что не повелеваешь другими. Если бы повелевал, так мог бы приказать кому-нибудь вычистить для тебя ботинки.

— А если бы он не захотел?

— Ты же ему велел.

— Да он бы не захотел — и всё тут, — рассердился Андрейка.

— Если мы найдём Тройной Клад, то все будут нас слушаться, — вставила своё слово Данка. — Все люди станут делать то, что мы им прикажем. Понимаешь?

— Ну, допустим, понимаю. А ты думаешь, мы найдём его?

Данка посмотрела на Здися, Здись — на Кристю, Кристя — на Данку, все дружно и печально вздохнули, потому что этот вопрос был всесторонне обсуждён ещё перед завтраком.

— Нет, мы его не найдём.

— Почему? — удивился Андрейка.

— Потому что нам велят вечером пойти спать и не пустят к пану Твардовскому.

— А если мы им скажем, зачем нам к нему надо?

— Не пустят! Папа не поверит в чародея, а мама будет бояться, что мы замёрзнем. И яхту нам не дадут, и вообще…

— Ты же ведь говорила, что мы будем править.

— Верно. Но лишь после того, как найдём Клад.

Несколько долгих минут Рыцари Серебряного Щита сидели молча с огорчёнными лицами. Если бы кто-нибудь со стороны увидел их физиономии, то наверняка подумал бы, что дети вот-вот разревутся. Одно лишь посвящение в рыцари не даёт ещё закалки и мужества.

Молчание прервала Данка.

— Знаете что? Давайте поиграем так: представим себе, будто мы уже нашли Тройной Клад. И пусть каждый скажет, что бы он сделал, если бы завладел кладом.

— Я бы велел маме ежедневно подавать на обед конфеты… — неожиданно быстро принял решение Андрейка. — И чтоб были жучки…

— На обед? — удивилась Кристя.

— Нет! Для коллекции. И чтобы папа не заставлял меня выбрасывать их… Это можно?

— Вполне, — подтвердила Данка. — А я бы велела, чтобы мне кто-нибудь читал самые интересные книжки, чтобы у меня каждый день были пирожные и мороженое с розовым кремом, чтобы у нашей учительницы в школе было поменьше всяких неприятностей, потому что она очень хороший человек, а у неё больное сердце…

— Погоди, — прервал её Здись. — Вот я бы пошёл в магазин и приказал бы дать мне даром настоящий мотоцикл и парусную лодку… И уж тогда бы я всех детей катал… А ещё я велел бы нашей корове, чтобы она давала побольше молока; молоко можно потом продать, а взамен купить разные вещи. Я бы купил, купил… Что ты, Кристинка, нос повесила и ничего не говоришь?

Кристя с трудом повернула голову. Её худенькое личико было в эти минуты бледнее обычного.

— Я бы велела, — начала она очень тихо и удивительно медленно, — чтобы пришли все лучшие врачи мира к моему папе и вернули бы ему зрение. Он знает, что деревья зелёные, что на мне красное платье, однако ничего этого не видит, совсем ничего. Для него всегда ночь.

Из глаз Кристи выкатились две большие блестящие капельки и медленно потекли по щекам.

— Не плачь, — сказал Здись, отворачиваясь к корме. — Я сегодня ночью пойду к этому чародею и поплыву с ним на остров. Возьму с собою новый нож и рогатку. А если найду Клад, то со всеми поделюсь.

Сорока, продолжавшая сидеть на топе мачты, раскрыла было клюв, но в последнюю секунду сдержалась и не застрекотала, чтобы расслышать слова Данки.

— Я пойду, Здись, с тобою. Я большая и сильная. Выберусь из дома потихонечку. А когда вернусь и папа будет сердиться, объясню ему всё. Он наверняка скажет, что я хорошо поступила. И порадуется. Потому что если будет у меня Тройной Клад, то я прикажу, чтобы солдаты разрядили все атомные бомбы, посадили империалистов в тюрьму и чтобы был мир. Папа, ей-ей, очень будет доволен.

— И я вместе с вами. Наверно, и я пригожусь, — Кристя стёрла остатки слёз рукой.

— А я возьму с собой самого большого жука. Если кто-нибудь захочет сделать нам зло, то я натравлю на него жука, и он его загрызёт.