У Полины в комнате был свой туалетный столик с зеркалом, утыканным по краям лампочками. Зеркало её мама вначале заказала для себя, но оно показалось ей слишком грубым и было сослано в комнату дочери.
Заглядывать в зеркало было боязно и немного неловко: как будто подглядываешь за другим человеком. Но Аня успокоила себя: теперь этот человек — она сама.
Утренняя причёска Полины напоминала причёски нормальных людей. И сама Полина была очень похожа на Аню. Одно лицо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Только пижама не заношенная, а новенькая, купленная недавно специально для неё. Пижама с единорогом. Ой, надо же, Полину ещё интересуют такие глупости? А по её словам можно подумать, что её пижаму должны украшать портреты певцов и певиц с красивыми голосами и незапоминающимися именами.
Аня оглядела свою собственную комнату, крутанулась на пятке. Присела на подоконник. Повисла на шведской стенке. Повалялась на гостевом диване.
Будильник, который она забыла выключить, зашёлся в трели снова. Аня подбежала к своему широкому письменному столу, взяла в руки свой смартфон, выключила будильник. Заглянула в чехол от телефона в надежде снова найти там банковскую карту. Но не было даже денег: только ученический проездной.
Уже не хотелось спать. Аня открывала дверцы шкафа, трогала вещи, гладила стены. Комната была такой же, как всегда. Полный порядок. В Анином доме идеальная чистота царит только на Вариной половине, остальным простым смертным перед приходом гостей приходится спешно прибираться, одной рукой раскладывая вещи по местам, другой — протирая пыль. Интересно, у Полины во всей квартире такая чистота?
Аня открыла свою и только свою дверь, вышла в коридор, закрыла. Широко, просторно. Гладкие стены, гладкая плитка на полу, встроенные в потолок лампочки освещают всё ровным светом. Чисто, тепло, сухо, как всегда. Как в гостинице.
Она поспешила на кухню. Мама и папа Полины (отныне — её личные, персональные родители, которых не надо ни с кем делить), причёсанные, умытые и одетые не по-домашнему, сидели за столом, попивая кофе и глядя каждый в свой телефон. Конечно, у них ведь нет бабушки, которая за едой запрещает доставать телефоны!
Кухня выглядела так, будто в доме Полины всегда готовы к приходу гостей. А может, их сегодня ждут?
— Доброе утро! — сказала Аня.
— Угу, — кивнул папа. Мама сделала рукой неопределённый жест в сторону плиты.
Но завтрака на плите не было. Папа, аккуратно обогнув притормозившую посреди кухни дочь, подлил себе ещё кофе, достал из холодильника сыр, из хлебницы — хлеб, сделал бутерброд, плюхнулся за стол. Тенькнула микроволновка. Мама отложила телефон, достала миску с кашей, поставила перед собой.
Аня встревожилась: должно быть, вчера она (тогда ещё Полина) сделала что-то очень плохое, раз родители решили её не замечать. Вроде в некоторых семьях практикуют такое наказание.
— Извините меня, пожалуйста, — со всем возможным смирением сказала она и шаркнула ножкой.
Родители посмотрели на неё. В первый раз за утро.
— Возьми градусник, — сказал папа. — Горло болит? Насморк есть?
— Если выше тридцати семи и пяти, позовём Марину, пусть посидит с тобой, пока не придёт доктор, — добавила мама.
— У меня ничего не болит, — растерянно ответила Аня.
Родители посмотрели на неё снова.
— Переходный возраст, — сказала мама.
— Что всё это значит? — спросил папа.
Аня не знала, что и ответить. Но родители ответа вроде бы не ждали: занялись каждый своим завтраком.
Аня подошла к холодильнику: видимо, завтрак тут каждый готовит сам себе, ну вот и отлично, она сейчас достанет что-нибудь на свой вкус.
Раньше ей практически не приходилось бывать на кухне у подруги: это помещение считалось взрослой территорией, дети должны были приходить в гости сытыми, а если им нужно было перекусить, то еду на подносе отправляли в комнату Полины.
Аня знала, что на холодильнике висят какие-то правила, пришло время ознакомиться с ними, ведь теперь это и её правила тоже.
Из списка, написанного красивым почерком на плотной бумаге, Аня узнала о своей новой семье больше, чем за все годы дружбы с Полиной.
Сейчас особенно актуальным было для неё правило номер три:
«3. Домашний дресс-код: если в этом стыдно пойти на улицу, значит, в этом стыдно ходить по дому. Вышел из комнаты — вышел в мир».
Так им пижама не по вкусу!
Вот бы в других семьях вывешивали такие правила на видном месте, чтобы сразу было понятно, как тут себя вести. А лучше, чтобы у каждого человека в кармане были его собственные правила, которые он зачитывал бы новым знакомым при первой встрече!
Вернувшись в свою комнату, Аня уселась на кровать и задумалась. Только здесь, у себя, она может быть собой, и то пока в доме нет посторонних. В остальных помещениях надо появляться одетой-умытой-причёсанной (интересно, как умыться и причесаться в общей ванной, если ты ещё не умыта и не причёсана?).
Аня решила не умываться сегодня утром вовсе, отложить это на вечер: проследив за родителями, она поступит так же, как и они.
В шкафу у Полины не нашлось никакой домашней одежды: поношенной, растянутой, уютной, и тогда Аня разоделась как на приём к королеве.
С парадной причёской без бабушки было не справиться, поэтому она просто причесалась, заколола волосы Полининой заколкой, побрызгала какой-то жидкостью с туалетного столика, намазала губы бесцветной помадой.
Выйди она в таком виде к завтраку дома — даже дедушка бросил бы сложный уровень, чтобы посмотреть на это, даже бабушка вспомнила бы, как пересылать по телефону фотографии, и отправила бы репортаж маме на совещание и папе на урок.
Но родители Полины на этот раз не обратили на Аню внимания.
Папа уже расправился с бутербродом и допивал кофе. Мама аккуратно доедала кашу.
Аня достала из холодильника йогурт и шоколадку, села с краю за широкий стол, подальше от родителей, и зашуршала обёрткой. Бабушка показала бы ей шоколадку на завтрак, но тут это никого не взволновало: хоть кактус ешь, если выглядишь прилично.
И потом, правило двенадцать на холодильнике гласило:
«12. Можешь решить проблему — решай сам и молча».
Аня решила проблему молча: обеспечила себе пропитание. Значит, молодец, продолжай в том же духе.
У папы один за другим прозвенели на телефоне два звоночка-напоминания. Он встал из-за стола, положил чашку в посудомоечную машину (вот бы уговорить бабушку поставить такую в доме, чем всем по очереди мыть всё вручную!) и вышел из кухни.
— Так ты сегодня едешь к Маше? — спросила мама, помешивая ложкой остывающую кашу.
— А ты хочешь, чтобы я поехала? — помолчав, уточнила Аня.
— Ты держись за них. С такими надо дружить, — с нажимом произнесла мама. Каши ей, похоже, совсем не хотелось, она глотала её через силу.
Тут Аня сразу поняла, что мама говорит о королевах эстрадного вокала. Ей стало холодно, в желудке попадали в обморок все полезные бактерии.
— Меня не звали, — робко сказала она. — Можно я лучше к Поли… к Ане?
Мама встала из-за стола, чтобы ещё раз подогреть в микроволновке холодную кашу.
— Ходи, ходи к своей Ане. Хочешь стать такой, как её сестра? — насмешливо спросила она.
В голосе не было ни грамма преклонения перед великой Варварой, даже уважения не слышалось.
— Не хочу, — честно призналась Аня.
— А то попробуй. Блестящее будущее! Будет горшки за больными выносить. Ты хотя бы знаешь, что она подрабатывает? И кем? Парикмахершей! Нам с отцом было бы стыдно, если бы наша дочь плела косы каким-то бездельницам. А этим ничего.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})В одно мгновение обнулились главные Варины достижения. Но радости Ане это не принесло.
Мама достала из микроволновки кашу, посыпала её толчёными орехами, размешала, села за стол и продолжила рассуждать об Аниной семье.
— Мать с утра до вечера на работе, отец — тюфяк. По деду психушка плачет. От бабки нафталином пахнет. Старшая сестра — пацанка, младшая — амёба, ни то ни сё. Неудивительно, с такой семьёй. Всем на детей наплевать, растут как трава в поле!