— Цвырк! — снова пискнул Коротышка.
Ус Пёстрого дрогнул. Нельзя было понять, ухмыляется он или же недоволен тем, что его насильно заставляют закусить после чудесного пиршества на кухне.
— Цвырк! Проснись, негодяй! — пищал Коротышка. — Встань, посмотри, какова она, мышиная сила!
Кот поднялся и уставился на мышонка жёлтыми глазами. Ему казалось, что он всё ещё видит сон. Он даже царапнул себя лапой по уху, чтобы убедиться, что не спит и что действительно существует на свете такой глупый мышонок. Нет, ему не снится…
— Цвырк! — устрашающе наступал Коротышка. — Сдавайся, страшный кот! Ци-ци-ци! Я вождь! Я царь!
Коротышка даже не понял толком, что произошло потом, он только успел ещё раз пискнуть:
— Цвырк!
Солнце завертелось, рассыпалось на тысячи искр и погасло навсегда.
Последнее желание
Осень давно прогнала беззаботных, весёлых лесных птиц. Холодный ветер засвистел в горах, срывая последние пожелтевшие листья. Они падали вместе с каплями мелкого осеннего дождя. Сыро и холодно стало в лесу.
Но в домике муравьихи в очаге весело пылал огонь. Желудёвые чашечки были полны пшеничных зёрен.
— Идите, ребятишки, обедать! — позвала старая муравьиха и первая присела к огню.
Муравьихины сыновья, снохи, дочери быстро уселись каждый у своей тарелки.
Вдруг кто-то тихо постучал в дверь.
— Кто там? — спросила муравьиха.
— Это я, муравьиха! Кузнечик-музыкант. Ты меня не узнаёшь? Летом, когда ты женила сына, ты ведь сказала, что осенью заплатишь мне за игру на свадьбе.
— Хорошенькое дело! — рассердилась муравьиха. — Перетрудился красавчик, хочет, чтоб ему заплатили! В первый раз слышу, чтобы игра считалась работой!
— Ты, муравьиха, неправа. Кто что умеет, тот то и делает.
— А по мне, — ухмыльнулась муравьиха, — у кого что есть, тот то и ест.
— Нехорошо ты говоришь! — крикнул кузнечик. — Разве не видишь ты, какая погода на дворе? Дождь так и льёт, вот и крылышки мои намокли. Ветер дует — ноги у меня совсем закоченели. Два дня во рту крошки не было. Пусти меня погреться! Отдай мне долг!
— Убирайся, бродяга! — закричала муравьиха и закрыла дверь. — Ничего я тебе не дам. Подумаешь, какое дело — попиликал на свадьбе!
Бедный кузнечик повесил голову и, еле передвигая ноги, потащился по липкой грязи.
Перед своим дуплом белка щёлкала орехи. Увидела кузнечика и спрашивает:
— Что с тобой, дружок?
— Нет правды на земле! — воскликнул оскорблённый кузнечик. — Муравьиха летом женила сына. А я на свадьбе играл. Она мне тогда сказала — заплачу, когда уберут хлеб. А пришёл я — так выгнала в шею!
— Пожалуйся, — посоветовала белка.
— Кому жаловаться?
— Царице муравьев. Она живёт в Глубоком овраге в лесной чаще. Пойди к ней и всё расскажи.
— А что ж, и пойду! — решил кузнечик и отправился в путь.
Не прошёл он и ста шагов, как навстречу ему — божья коровка:
— Здравствуй, здравствуй, дружок! Куда собрался?
— Да вот иду жаловаться царице Муравьёв.
— Не ходи, не ходи туда! — запричитала божьи коровка. — Царевна при смерти, и старая царица в страшном гневе. Не ходи, если тебе жизнь дорога!
— Нет! — твёрдо сказал кузнечик. — Я проучу тех, кто на чужом труде наживается!
И он поплёлся дальше, пока не увидел среди ветвей башню царского дворца.
Дворец был обнесён высокими стенами, а поверху расхаживала стража — большие крылатые муравьи.
Кузнечик постучал в ворота.
— Чего тебе надо, бродяга? — спросил сторож.
— Правду ищу!
— Правду? Вот чудак! Послушай, глупец, иди-ка ты отсюда, пока цел. Царевна наша при смерти. И никто не может ей помочь. Уже двадцать трёх докторов-жуков повесили. А тут ещё ты со своей правдой. Иди-ка ты лучше подобру-поздорову!
— Вот вы какие! — закричал кузнечик. — Только и знаете, что грабить да вешать! Но я ничего не боюсь. Пусти меня и позови эту самую царицу.
— Беги лучше, тебе говорят!
— Пусти меня! — И кузнечик снова постучал в ворота.
— Кто это там раскричался? — послышался хриплый голос.
— Не я, царица, не я! — И сторож повалился на колени. — Тут какой-то бродяга кузнечик пришёл. Вот он и кричит.
— Тащите его на виселицу! — приказала царица.
— Да ты хоть выслушай меня, прежде чем вешать! — возмутился кузнечик.
Но грозная царица уже скрылась в своей башне.
Крылатая стража бросилась выполнять царский приказ. Схватили бедного кузнечика покрепче и потащили его к виселице, где огромный хмурый палач уже поджидал новую жертву.
Понял кузнечик, что смерть пришла, и спросил палача:
— Слышал я, что осуждённые на смерть имеют право на последнее желание. Верно ли это?
— Верно, — ответил палач. — В законе так сказано, да только не всегда так делается. Надо сначала узнать, каково оно, твоё желание. Скажи, чего ты хочешь?
— Хочу я перед смертью сыграть на скрипке. С песнями я всю свою трудную жизнь прожил — с песней хочу с ней проститься.
— Такое желание можно исполнить, — согласился палач. — Поиграй. Да и мы послушаем, каков ты музыкант.
Выпрямился кузнечик, провёл смычком по струнам, и скрипка запела.
Она рассказывала о птицах, о цветущих полянах, о нивах, которых кузнечику не суждено было больше видеть. Это была его прощальная песня.
И так чудесна, так печальна была игра кузнечика, что даже чёрствое сердце палача дрогнуло от жалости и глаза его наполнились слезами.
Заплакал и сторож, заплакала стража.
Но самое интересное произошло в царской спальне.
Уже при первых звуках прощальной песни больная царевна открыла глаза. Она прислушалась и почувствовала, как к ней возвращаются силы. Сердце её забилось сильнее, кровь быстрее потекла по жилам.
— Кто это играет? — слабым голосом спросила она. — Что это за чудесная песня?
— Играет осуждённый на смерть кузнечик, — сказала служанка. — Он поёт свою последнюю песню.
Царевна поднялась и быстро подошла к окну.
При виде её стража, палач и сторож упали на колени и со слезами на глазах воскликнули:
— Милость, царевна! Милость кузнечику! Нельзя губить такого музыканта! Никогда мы не слышали такой чудесной песни!
Царевна приказала привести осуждённого в свои покои.
Только кузнечик переступил порог, как старая царица обратилась к нему:
— Прости, кузнечик! Ты спас жизнь моей дочери. Я готова отплатить тебе всем, чего ты только пожелаешь. Скажи, чего ты хочешь? Богатства? Денег?
— Богатство? Нет, царица, я не привык жить чужим трудом. Деньги? Да где это видано, чтоб богач пел да играл? Я не хочу забывать свои песни. Не нужно мне ваше богатство.
— Чего же ты тогда хочешь?
— Правды хочу!
— Правды?
И царица и все придворные только диву дались.
Уж не сошёл ли он с ума от голода? Зачем ему, нужна правда? Ведь правду ни есть, ни пить нельзя.
— Да, правды! — отрезал кузнечик. — Летом нас зовут играть на свадьбах, крестинах, на всяких праздниках. Готовить себе припасы на зиму нам некогда. И все обещают: подожди, дружище, поиграй сейчас, повесели нас, а осенью мы с тобой расплатимся. Но проходит лето — и все забывают свои обещания. Никто не хочет платить. Игра — это, мол, не работа! Лентяями нас называют. Как будто только они работают! Спроси крестьян, и они скажут, насколько легче в жару косить, жать и копать, когда звучат наши песни. А маленькие дети в люльках под грушами? Кто их убаюкивает, кто поёт им колыбельные песни? Разве это не работа? Я пришёл сюда, чтобы сказать тебе: пусть заплатят мне то, что я заработал. Я требую своё, а не чужое.
Кузнечик замолчал.
Придворные опустили головы.
Задумалась старая царица. Не приходилось ей до сих пор слышать такие слова.
— Может, ты и прав, — неопределённо ответила она. — Но как тут быть, не знаю…
— Не знаешь? Коли ты не знаешь, я тебе скажу. Эй, писец, поди скорей сюда! — приказал кузнечик одному из царских писцов. — Садись и пиши то, что я тебе скажу. Сверху напиши: «Приказ. Приказываю моим муравьям немедленно выплатить кузнечикам всё, что они задолжали им за игру. С сегодняшнего дня и до скончания мира все двери, в которые постучит кузнечик, должны всегда отворяться, потому что вместе с кузнечиком приходит песня. А вместе с песней — надежда, что лучшие времена не за горами. Кто не выполнит этого приказа, тому грозит смертная казнь…» А теперь, царица, если хочешь, подпиши этот приказ и разошли своих быстрокрылых посланцев во все муравейники.
— Послушай, друг, ты сделал доброе дело: спас жизнь моей дочери. Потому я назначаю тебя моим придворным музыкантом. Оставайся с нами и весели нас своими песнями. Здесь тебе всегда будет тепло и сытно. Будешь жить в довольстве и ни о чём не будешь думать.