Выбежал заяц на улицу и поскакал за слоном. Пусть он его теперь спасает. Зайцы быстро бегают, не то что портные. А всё равно — еле догнал слона. Хорошо, что тот тихонечко ехал, правила дорожные не нарушал.

— Ты кто? — спрашивает слон.

— Я — портной, — отвечает заяц, да как расплачется опять, — спасите, помогите, дяденька слон!

— Ах, вот оно как! Всё–таки украл у меня ткань! Мошенник!

— Я нечаянно перепутал! Не нужно мне вашей ткани, дяденька, отдайте мне мой носовой платочек!

И правда, платочек у слона оказался.

— На, бери! Только мне мою ткань сначала отдай…

Оба довольные обменом, направились они в разные стороны. Про деньги портной даже поминать не стал. Зачем они зайцу–то? Слону это понравилось. Он сказал, что к утру у портного всё пройдёт. Волшебство действует только когда ты тканью пользуешься. А когда не пользуешься — всё проходит.

Проснулся утром портной. Посмотрел на себя в зеркало, а там счастье ему улыбается — его родное лицо! Как же это хорошо: иметь своё собственное лицо, не терять его никогда, и не уходить в себя, не обижаться, чтобы потом из себя выходить не пришлось. Больше портной никогда такого не делал. И жил себе счастливо. Спасибо дяденьке слону — научил! Нечаянно, правда, но ничего, и так сойдет, лишь бы на пользу.

Жила–была колбаса. Отдельная. Деловая. И все её любили: кто с хлебом и маслом, кто с сыром, а кто и так — вприкуску. Поэтому жила она недолго, зато всегда была свежей или старалась выглядеть как свежая.

Потому что несвежую её никто не любил, тогда она чахла, начинала болеть и становилась никому не нужной. Со старой колбасой, будь она хоть трижды отдельная и деловая, никто знаться не хочет. Свеженьких всем подавай. Аппетитненьких. А на колбаску в интересном возрасте даже смотреть не хотят, сразу морщиться начинают. Ишь, ты, какие мы разборчивые! Фу–ты, ну–ты!

Куда девается старая деловая колбаса, она не помнила, к тому времени у неё с памятью всегда нелады почему–то. Как уйдёт куда–то эта, как её… ага, память, как запропастится, так и не возвращается больше–то.

Но великая отдельная колбаса бессмертна. Каждый день она опять появляется на прилавках, свеженькая, молоденькая. Даже лучше вчерашней. Откуда она является такая, она тоже не помнит: у молодых–то память короткая. Им бы всё хвостом веревочным крутить перед покупателями, всё бы ценничком своим крутым любоваться! Ничего–ничего…

Как потаскаетесь по холодильничкам да морозильным камерам, как побьёт вас со всех сторон Морозушка, присмиреете, небось, то–то же… не всем везёт, не всех сразу съедают.

Так вот, жила–была колбаса. Деловая. Отдельная. Кстати, где она? Эх, вот незадача. Пока мы тут о том, о сём… Её уже и нет нигде. Кто съел? Ну–ка, признавайтесь! Все головами мотают, отнекиваются, а у самих вон лица какие довольные, сытые. Ну, и ладно. Ну, и на здоровье. Вот и сказочке конец, а кто слушал — молодец, а кто так и не слышал — завтра приходите. Завтра колбаса снова появится. Она же бессмертна, как Осирис, уж это–то все знают.

Один воздушный шарик очень расстроился. Он где–то услышал, что ещё при рождении его надули! Шарик решил выяснить: кто его надул. Разобраться раз и навсегда: зачем это шариков надувают? И кто это вообще придумал, что без надувательства жить нельзя?

— Вот найду того, кто меня надул, и всё ему обратно верну. Мне чужого не надо! — возмущался шарик. Пошел искать. По дороге пытался даже сдуться от возмущения. Ничего не получилось. Нитка мешает. Этот, которые его надул, хорошие узлы вяжет, никак не справиться. А, может, он моряк? Морские узлы — это ого–го! Никто, кроме моряков такие не делает.

Добрался шарик до моря. Видит: корабль плывёт морской, настоящий.

— Эй, там, на корабле! Ну–ка, признавайтесь: кто меня надул?

— А чем надували? — интересуются на корабле.

— «Чем–чем»! Воздухом! Чем ещё–то?!

— Ну, это не к нам! У нас флот морской, а не воздушный! Мы тут ни при чём!

Ясненько. Полетел шарик выше облаков, воздушный флот искать. А навстречу как раз самолет. Мимо прошмыгнуть пытается.

— Кто тут меня надувал? Быстренько говорите, пожалуйста!

— А как надувают, ты хоть знаешь? Надувают губами! Слушай, старик, ты у самолета губы хоть раз видел?

— Нет!

— То–то же! Ищи, брат, духовой оркестр! Они всё дуют губами! С ними и разбирайся!

«Ах, ты! Что ж это я сразу не сообразил!» — подумал шарик и помчался за духовым оркестром. Их издали слышно, никуда не спрячутся. Подлетает к музыкантам:

— А ну, признавайтесь, кто мой отец? Кто меня надул?

А в ответ — смех один. Девчоночий. Оркестр–то, оказывается, женский. Нету там отцов. Вот это да! Совсем шарик загрустил, опустился до самой земли, катится еле–еле — весь в печали. Некуда ему больше торопиться. Смотрит: мальчик сидит на скамеечке в парке и горько плачет.

— Мальчик, перестань сейчас же! Мне и так грустно, тут ты ещё плачешь. Что такое? Что случилось?

— Как же мне не плакать! У меня шарик пропал! Только я с ним поиграть хотел, как подул ветер, и унес его куда–то! Бедный мой шарик, он там совсем один теперь! Кто с ним будет играть? Кто его будет за ниточку держать? Кто его домой принесёт? Кто с ним поговорит по–человечески? Кто им с сестрёнкой поделится? Ой–ёй–ёй!

— Не плачь, мальчик! Не горюй. Давай, я буду твоим шариком. Я вижу: ты хороший мальчик, добрый.

Обрадовался мальчик. И шарик обрадовался. И забыли они с тех пор про свои обиды и горести. И мальчик стал самым счастливым на свете. Много ли ребенку надо: был бы шарик. А шарику тоже хорошо: это же так здорово, когда ты можешь сделать кого–то счастливей. Пусть хоть сколько раз надувают….

Однажды мальчик и шарик пошли на прогулку. Гуляют они, гуляют, и вдруг ветер из–за угла выскочил, выхватил у мальчика шарик и понес его куда–то с собой… «Спасите! Помогите!» — кричит шарик, а сам всё дальше улетает. Мальчик побежал за ним, еле догнал, за ниточку держит, а сам спрашивает строгим голосом:

— Ты почему от меня убегаешь? И не стыдно тебе друга бросать?

— Стыдно, — отвечает шарик, — но ты пойми и прости меня. Внутри у меня воздух. Такой же, как в небе. А ветер — это ведь тоже воздух, только он свободный, небесный, а мой — в неволе. Вот он и пытается кусочку себя, который во мне, свободу дать, из неволи вызволить.

— ….Ого! Так я, оказывается, с кусочком неба дружу и даже в руках его держу!

— Да, я такой! А ты что думал!? — приосанился шарик, помолчал и добавил, — Ладно, не буду задаваться, ты ведь тоже воздухом дышишь, значит и внутри тебя тоже есть небо.

— Ага! — согласился мальчик. — Знаешь, я это даже чувствую. Вот мы с тобой по земле ходим, а ведь вокруг неё со всех сторон — тоже небо. Представляешь?

— Ну, да, — насторожился шарик, — ты на что намекаешь?

— На то, что раз мы с тобой на земле находимся, а земля — в небе, то и мы с тобой вместе с землёй тоже в небе сейчас!

— Точно! — удивился шарик, — как это я раньше не догадался!

— Значит, мы с тобой гулять собрались по земле, а сами–то… по небу гуляем вместе со всей землёй! Вот, как здорово!

— Точно! И не забудь, что ты в руках держишь не просто меня, а маленький кусочек неба, да ещё небом же и дышишь!

— Ой, шарик! Как же это интересно! Надо будет маме рассказать, как мы сегодня с тобой по небу гуляли! Мы с тобой сейчас нагуляемся хорошенько, а после не забудь, напомни мне, чтобы я маме вечером обо всём рассказал, ладно?

Они долго носились по парку, где мальчик отпускал своего друга на свободу поиграть с ветром, а потом старательно догонял их и забирал свой шарик обратно.

Вечером за ужином мальчик рассказал маме об их удивительной прогулке по небу вместе с землёй, И про кусочек неба, который есть и в шарике и у него тоже.

Мама внимательно слушала, улыбалась и… верила своему мальчику.

— Ах, ты моё небесное создание, — сказала она и ласково обняла ребёнка. Глаза её влажно заблестели. Правда, мальчик не видел этого.

— Мам, а ты ведь тоже такая, как я. Ты ведь тоже воздухом дышишь, — прошептал мальчик.

И они рассмеялись. Все трое.

Самая болтливая часть человека — это, конечно, ноги. Не верите? Посмотрите на небо, вон туда. Видите луну? Не видите. Ну и что? Так и должно быть, луну же днём почти никогда никому не видно.

Вот поэтому они там и прячутся: два мальчика и девочка. Сбежали с уроков — прямо на луну. Она же невидимая, вот и они невидимые вместе с ней. Сидят на самом краешке луны, на нас с вами смотрят и ногами болтают. И ноги у них при этом очень преочень болтливые. Так откровенно болтаются, что их даже учительница математики разглядела. Искала она ребятишек, искала, голову подняла и увидела среди бела дня звёздный свет. Это она так по ошибке сначала подумала, что звёздный свет увидела, а потом догадалась, что это чьи–то детские пятки сверкают и болтаются посреди неба…