— Думаешь, он серьёзно хочет тебя выдать замуж за этого, который в гости придёт?
— Он может хотеть чего угодно, — отрезала Варя. — А я буду поступать так, как нужно мне.
Автобус остановился, впустил новых пассажиров, покатил дальше. Проехали мимо билборда, рекламировавшего «Бумажные замки своими руками». Въехали в населённый пункт, где автобус снизил скорость, наткнулись на ещё один билборд. Здесь, среди старых домишек из почерневшего от времени дерева, бумажный замок смотрелся особенно нелепо.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Автобус довёз сестёр до конечной станции метро. Варя купила Ане жетон, они снова сели на скамейку рядом, но уже не разговаривали. Аня нашла в своём телефоне несколько электронных книг и, хоть больше любила листать бумажные страницы, открыла «Таинственный сад», вспомнив, что читала его лишь однажды.
Варя проводила Аню до дома бабушки и дедушки, но сама наверх подниматься не стала — побежала в парикмахерскую.
До последнего момента Аня волновалась: а что, если бабушка с дедушкой переехали? Что, если их старая квартира принадлежит теперь другим людям?
Но квартира была прежней, как и прежней была метлахская плитка на полу в кухне.
Кухня ничуть не изменилась, бабушка с дедушкой — тоже. Они были очень рады видеть внучку.
— Правильно, нечего там сиднем сидеть! Каникулы проходят! — одобрил дед.
Заверив бабушку, что она пообедала дома, Аня прошлась по квартире. Бабушка и дедушка жили теперь каждый в своей комнате: дедушка в их бывшей общей, бабушка — в комнате родителей. Сюда она перетащила все книжные полки, и стеллажи, и все книги — кроме тех, которые уехали за город, в маленький замок в коттеджном посёлке. Комната Ани и Вари (не разделённая перегородкой) как будто ждала возвращения жильцов. Варина кровать наверху была не застелена, на стуле висели её джинсы — похоже, сестра бывает здесь часто.
Потайная комната без окна, судя по её виду, была обнаружена уже давно. Дед поставил дверь, внутри хранилось разное старьё.
Бабушка с дедушкой ходили за Аней следом: то приобнимут, то погладят, то конфету предложат. Интересно, как часто они видятся? И не скучно ли старикам одним в ставшей сразу просторной квартире?
— К подруге в гости пойдёшь? — спросила бабушка таким естественным тоном, как будто Аня уже не раз приходила сюда, чтобы повидаться с Полиной.
— А можно? — неуверенно спросила Аня.
— Вот до чего их отец замуштровал! — взвился дедушка. — Запер, как арестантов, ни вздохнуть ни пукнуть.
— Тихо, дед, тихо, — остановила его бабушка. — Мы, Анюта, не слепые, всё видим и понимаем. Да и Варя постоянно жалуется. Ты не бойся, я тебе скажу, как сказала ей: твоя комната всегда будет твоей комнатой. Примем, приютим, накормим.
— Она не в том смысле, чтобы ты сбежала из дома, — быстро ввернул дед. — Но, если побежишь, знай: тебе есть куда. Чтоб не по улицам шлялась.
— Да не собираюсь я бежать, — оторопела Аня.

— Варя в твоём возрасте тоже не собиралась, — сказал дед и пошаркал к себе.
Перед внезапным появлением Ани бабушка подумывала сварить себе кофейку и почитать книжку. Она вернулась на кухню — внучка шла за ней по пятам. Бабушка поставила турку на огонь — Аня стояла рядом. Бабушка потянулась к полочке со специями, чтобы, незадолго до того, как напиток будет готов, добавить в него кардамону.
— Скажи, а папа плохой? — задала Аня вопрос, который мучил её всю дорогу.
Бабушка отдёрнула руку от кардамона и кинула в турку маленький сушёный стручок острого красного перца.
— Когда я была маленькой, — задумчиво проговорила бабушка, — мне бы даже в голову не пришло задавать такие вопросы. Родители есть родители.
— Извини, — попятилась Аня.
— Я тебя не осуждаю. Я удивляюсь, как широко вы мыслите: ты, Варя. Иногда мысли заводят вас не туда. Но вы задаёте вопросы, не молчите. Бог знает, что я придумывала себе в твоём возрасте! Обсуждать свои мысли со старшими было не принято.
— Так папа хороший? — переформулировала вопрос Аня.
— Он разный, — подумав, ответила бабушка и ловко подхватила турку с закипающим кофе. — Он любит вас. Но любит как часть себя: руку, ногу, селезёнку. Как можно помыслить, что твоя рука сама по себе побежит по дорожке, по той дорожке, которую выбрала лично она? Как можно позволить ноге выплясывать по своей воле?
Бабушка налила кофе в свою любимую фарфоровую чашку.
— Но почему он стал таким? Он же был совсем другой! — воскликнула Аня. И плюхнулась на стул. Ноги подкосились, ведь только что она проговорилась! Но бабушка услышала в её словах отголосок собственных мыслей.
— Надо же, ты помнишь, — нежно улыбнулась она. — Ведь совсем маленькой была, когда этот очкастый сбил его с пути. Помнишь, он приходил к нам сюда, учиться рисовать. Я ещё кофе ему варила! Разговаривала с ним!
— Ученик! — догадалась Аня.
— Да, ученик. Превзошёл учителя. Тебе было-то годика три. Папа ещё в Аничковом дворце тогда преподавал и давал уроки на дому.
— Я помню, — кивнула Аня. Ещё бы не помнить! Очередной ученик на днях приходил!
— И угораздило же твоего отца показать ему свои замки. Можешь представить, как мы его тогда пилили: и мама твоя, и я, и в первую голову дед! У него дочь-школьница, вторая — ребёнок маленький, а он каждый день чертит, красит, вырезает, склеивает — и добро бы ради продажи. Так нет же! Просто так!
— Он и сейчас чертит и клеит, — заметила Аня, вспомнив папин кабинет в загородном домике-замке.
Бабушка сделала последний глоток, утёрла пот со лба: от кофе с красным перцем её всегда бросало в жар, и с грустной усмешкой сказала:
— Только раньше это было развлечение, которое прибавляло ему сил. А теперь это бизнес, которому подчинена вся жизнь. И его, и ваша. А призвание своё — учить людей рисовать — он предал. И все мы — я, дед, твоя мама — поддержали его в этом. Одна Варя уговаривала его одуматься. Но кто послушает ребёнка. Зато теперь, когда она сама не желает предавать своё призвание, отец воспротивился. Он растоптал свои мечты ради вашего благополучия. И теперь в благодарность вы должны растоптать свои.
— Но ведь вы с дедом поможете Варе? — волнуясь, спросила Аня.
Бабушка встала из-за стола, поставила в мойку турку и чашку.
— Мы её поддержим, — ответила она после долгой паузы. — А поможет она себе сама. Только сама.
Бабушка села за стол напротив Ани. На кухне воцарилось молчание. Не зная, чем себя занять, Аня потянулась к телефону, а там — вот удача — сообщение от Полины, которая, оказывается, заметила Аню в окно и теперь зовёт к себе в гости.
— Иди, конечно. Редко вам удаётся вместе побыть, — кивнула бабушка. — Большая ты стала. Просто не верится, какие мы разговоры ведём. Дети вдали от нас растут быстро.
Аня вскочила, чмокнула бабушку в щёку, написала Полине, что уже бежит, и, не застёгивая куртку, без шапки («Куда без головы!» — конечно же послышалось вслед) побежала вниз.
На улице начиналась весна: сугроб в углу двора съёжился, солнце освещало трубы и тарелки спутниковых антенн на крыше. Шапка совсем была не нужна.
Аня встречала эту весну пятый или шестой (она запуталась в превращениях) день подряд.
В давние времена возраст отсчитывали в вёснах: «Она встретила свою двенадцатую весну». Теперь точкой отсчёта стало лето: «Ей двенадцать лет». Интересно, взрослеет ли Аня от того, что уже который день подряд для неё снова и снова наступает весна?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Только для неё одной.
Полина ждала Аню у дверей. Та самая Полина, с которой они дружили когда-то. Вокальные мегеры словно не повлияли на подругу.
— Тебя папа как бы одну отпустил? — это был первый вопрос.
Они вместе сидели на подоконнике, Аня левым боком к окну, Полина правым, и смотрели вниз, во двор.
— Не отпустил. Я просто удрала вместе с Варей, — засмеялась Аня.
— Он же тебя накажет! — испугалась Полина. — Помнишь, когда ты сфотографировала и выложила детали нового замка?