– Где ты последний раз видела тележку? – спросил пёс.
– Э-э, – Зазуля закатила глаза и замерла, вспоминая подробности. Фу-Фу испугался, представив себе, что она снова войдет в транс и будет вечно сидеть в Бюро в такой позе. Но суррикатица наконец произнесла неуверенно: – Я помню, как я повезла тележку в кусты, чтобы спрятать, и вдруг слышу – кто-то зовёт меня: «Зазуля! Зазуля!» Я выскочила, но никого не увидела. Я оббежала кусты и опять никого не нашла. Залезла вглубь куста, а тележки и след простыл! Украли!
– Может быть, ты плохо искала?
– Плохо искала? – всхлипнула суррикатица. – Я очень хорошо искала! Я вырвала кусты с корнем! Вы не смотрите, что я такая хилая, когда я злюсь, то страшно сильная, могу не то что куст – дерево выдернуть! Но, вырвав последнюю ветку, я всё равно тележку не нашла! Украли!!!
У Зазули вдруг округлились глаза, и она дрожащей лапой указала на окно, в котором показались громадные рога, а за ними и возмущенная морда лося. Его очки съехали набок.
– Вот он, вор! – взвизгнула Зазуля и спряталась под стол.
– Эй, – крикнул пёс, – осторожнее, ты нам стекло разобьёшь!
– Кто это? Кто это? – торопливо зашептала Зазуля.
– Это всего-навсего лось Можжевельник, – ответил пёс, вытаскивая суррикатицу из-под стола, – он у нас директор музея и глава Общества защиты природы. Не нужно его бояться.
– Вот вы где, – пробасил лось так, что стёкла затрещали, – ищу вас по всему лесу. Кролик сказал, что вы с каракатицей Зюзюлей катите в Бюро телегу.
Кот открыл Можжевельнику дверь.
– Не каракатица Зюзюля, а суррикатица Зазуля, и телегу мы не катим, а ищем! – сказал Фу-Фу.
Лось, прицелившись, с первой попытки протиснулся в дверной проём, но чуть не сбил своими новыми рогами люстру.
– Каракатица, суррикатица… да хоть мышь волосатая! Мне не до этикета, когда происходят такие вещи, что рога от ужаса трескаются!
– Что ЕЩЁ случилось? – спросил пёс.
– Случилась страшная трагедия! – Лось уселся прямо на пол посреди кабинета, копытами уперевшись в кресло и стол. – Украден шедевр мирового значения! Картина рыцаря Скунса. Я как раз собрался изучать её и сравнивать с фотографией скунса Вольгеруха, вдруг они действительно родственники. А это было бы крайне интересно с точки зрения…
– Не отвлекайся, – прервал его пёс, – у нас совсем нет времени!
– Так вот, я пошёл к картине, а её нет! Тайный ход нараспашку – залезай кто хочет!
– Да, события развиваются стремительно! – пробормотал пёс.
– К-какой ещё тайный ход? – вякнула Зазуля. – Какая ещё картина?
– Обычный ход, в каждом замке есть тайные ходы, – нетерпеливо буркнул лось. – Важен не ход, важна картина, которая его загораживала! Эта картина – большая историческая ценность! Ей нет цены! Найдите её во имя потомков!
– Какие ещё потомки! – Зазуля подскочила к лосю и, тыкая ему в нос лапой, заверещала: – Вы что, теперь ему помогать будете? Вот этому? С рогами? Для каких-то ещё потомков искать? Где эти потомки? Вы их спросили, нужна ли им картина? К тому же она без цены! Ваш рогатый сам это сказал, а мой шоколад стоит кучу денег!
Лось засопел и угрожающе опустил голову, показывая рога. Но тут дверь распахнулась, и на пороге возник поэт Суся. Он был замотан в простыню, на голове красовался венок из веток вербы.
– Ещё один! У вас тут мёдом намазано! – воскликнула суррикатица.
– Безумные времена! Горестные вести! – Суся окинул зверей беспокойным взглядом. – В гостинице беспредел! Трагична жизнь, трагична.
– Чего? – не понял лось. – О, бескультурная толпа! Вам не понять моей одухотворённой речи. – Суся глянул на обалдевших зверей и махнул лапой. – Короче – в гостинице скандал! Без вас не разобраться!
– Вы что, сговорились? – ошалело спросил кот. – Мы же не можем бежать в три места сразу!
Лось зафырчал. У Зазули предательски задрожала нижняя губа. Опасаясь нового приступа рыданий, Фу-Фу быстро произнёс:
– Значит, так! Первое, что мы должны сделать, – не допустить паники. Мы с Кис-Кисом сыщики, поэтому не дадим никого из вас в обиду! Кот пойдёт к Лосю обследовать место кражи, возможно, там найдутся какие-нибудь улики, я пойду с пистолетом в гостиницу…
– А я? – тоненько спросила Зазуля.
– Твоя тележка обязательно найдётся. Это легкое дело! Такие дела я называю… делом на одну кость!
Кис-Кис удивлённо посмотрел на друга. Зазуля тоже заинтересовалась. Она вся подалась вперёд и спросила:
– Как это, на одну кость?
– А очень просто, – пёс упер лапы в бока и напустил на себя важный вид, – пока грызешь кость, можно разгадать дело!
– О-о, – восторженно пролепетала суррикатица.
– Тут только один недостаток, – продолжал Фу-Фу, – у меня нету кости. Но и это не проблема. В гостинице я возьму кость из бара «Воронья радость». После этого дело распутается очень быстро.
Кис-Кис согласно закивал, хотя ничего не понял.
– Я с тобой! – крикнула Зазуля.
Звери вышли из Бюро. Кот закрыл дверь и вдруг замер. Видимо, Кролик уже успел здесь побывать, так как на двери криво висела афиша с павлином. Внизу неровным почерком было написано:
– Не нравится мне этот концерт, – сказал Фу-Фу, сдирая афишу с двери. – Чует мой собачий нюх, что-то здесь не так!
– Я хотел тебя спросить про кость. Я что-то не слышал о таком способе раскрытия преступлений, – шепнул кот.
– Это мой новый метод расследования. Я его только что изобрел, – гордо шепнул Фу-Фу. – Хочу его испробовать на деле с тележкой.
– Я горжусь, что дружу с таким умным псом! – восхитился кот.
– А я горжусь тобой, потому что ты гордишься мной! – обрадовался Фу-Фу.
– Тогда я горжусь тем, что ты гордишься мной, потому что я горжусь тобой!
Лось, схватив кота за шкирку, закинул его к себе на спину.
– Я тебя отвезу! Иначе вы до ночи будете друг другом гордиться, а в итоге ничего не раскроете!
Суся выскочил из Бюро, путаясь в простыне, и, потрясая лапами, изрёк:
– О добрые звери! Возьмите с собой скромного поэта. Взобравшись на башню, я буду сочинять оду весне, созерцая влажное дыхание тумана!
Глава 6
Улика
Ты мне верь или не верь,
Сыщик – самый главный зверь!
Виноваты все подряд,
Ну а он – не виноват!
В лесу звенели ручьи, пели птицы и даже – несколько ежей. Всю дорогу Зазуля без умолку болтала, путалась под ногами и пыталась завалиться в сугроб. А потом вообще принялась икать.
Фу-Фу, погрузившись в размышления о таинственном преступнике, почти ничего не слышал. Кто написал записку? Кто украл тележку и картину? Кто преследовал Сяна и Зазулю? Зазуля тем временем заваливала и без того забитую голову пса новыми вопросами:
– Ты давно стал сыщиком? Ик!
– Да.
– Ты много раскрыл преступлений? Ик!
– Да, да.
– А тележку точно найдёшь? Ик!
– Да, да, да!
– Несмотря на то, что ты глупый пёс без клыков и хвоста? Ик!
– Да, то есть нет! Извини, я не расслышал: что ты у меня спросила?
Суррикатица визгливо засмеялась, но повторить вопрос не успела. Они уже были на мосту, на полпути к гостинице, когда столкнулись с Бобровичем и Кроликом. Первый имел угрюмый вид, второй был, как обычно, активен. Афиш у Кролика уже не было, видимо, он успел расклеить всю пачку.
– У вас есть деньги? – не здороваясь, спросил бобёр, глядя из-под шапки.
– Ик! – воскликнула Зазуля. – То есть нет! Но у меня был шоколад!
– Это не подойдёт, – бобёр был серьёзен как никогда. – Нужны деньги, и как можно скорее.
– Зачем это? – прищурился Фу-Фу.
– Ну как же, билеты вы будете покупать? Они продаются за деньги. А нет денег – грызи веник.
– Веник?
– Это поговорка бобриная. То есть, если у вас денег нет, то и концерта вам не видать. Так пингвин сказал.
– Знаешь, Бобрович, – нахмурился Фу-Фу, – тут ни у кого нет денег. Получается, никто в лесу не попадёт на концерт.
– А ведь и правда…
– Не может быть! – вдруг воскликнул Кролик и повалился прямо на мост, задрав кверху все четыре лапы. Две из них были в ластах.
Бобрович изумлённо на него уставился.
Зазуля поражённо открыла рот, отчего икнула так громко, что подпрыгнула:
– Ик! Ой! Что с тобой?
– Я не могу пережить такой трагедии, – сдавленно проговорил Кролик, – моя жизнь без концерта не стоит и дырявого носка! Я всё утро расклеивал афиши, а теперь ничего не будет!
– Прекрати истерику! – Зазуля подскочила к Кролику и стала его поднимать. Тот упирался, изворачивался и бил её ластами. – Вот у меня украли тележку, я же не вою… только икаю… вернее, нет, уже вроде прошло… какое счастье! Ик, ик, ик!
– Бедняга, – посочувствовал бобёр, – несчастный Кролик. Мне так больно видеть, как ты страдаешь.