Течение усиливается, тащит Юрия, и он лихорадочно бьёт ногами по льду. Случайно попадает копытом Саше по запястью, и, хотя не ранит его, Саша роняет верёвку.

Я окунаю руки в воду, чтобы покрепче ухватить Юрия за шею. Ледяная вода заливается мне в рукава, и челюсти сводит от холода.

— Зря вы затеяли искать меня, — рычу я сквозь зубы, — я сама о себе позабочусь.

— А как иначе? Конечно, наши кинулись тебя искать. — Саша хватает конец верёвки и снова пытается завязать её узлом. Его движения быстры и резки. — Ты ушла в лес одна, посреди ночи. А ведь вчера сильно расшиблась. Чем ты вообще думала?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Сердитые нотки в его голосе как ледяные иголки. Прежде Саша никогда не злился на меня. Я сдерживаю стон и тащу Юрия, но он не двигается с места.

Саша наконец завязывает узел и тянет за верёвку. Она впивается Юрию в бока, и он жалобно вскрикивает.

— Потерпи, — шепчу я ему на ухо, — знаю, что тебе больно, но мы стараемся помочь.

Я что есть силы тяну Юрия за шею, Саша отчаянно налегает на верёвку. Но нам не удаётся сдвинуть Юрия.

— Бесполезно, — говорю я.

— Давай вдвоём тащить за верёвку, а? — Саша осторожно пододвигается ко мне, чтоб мне было удобнее ухватиться, но я не хочу даже на миг выпускать шею Юрия, вдруг Саша в одиночку не удержит его?

Я мотаю головой.

— Дай-ка покрепче схвачусь, — пыхчу я и наклоняюсь ещё ниже, пока вода не заливает весь перёд тулупчика, ручейками стекая между пуговицами. Я охаю от холода, но ещё глубже окунаю руки в воду и обхватываю Юрия почти на уровне его груди. Сила бурлит в жилах, я налегаю, и Юрий уже приподнимается над краем полыньи… Но тут лёд подо мной прогибается и обламывается.

— Берегись! — взвизгивает мне в ухо Мышеловчик, когда между мной и Юрием разверзается полынья. Юрий вскрикивает и целиком уходит под воду. Фонтанчики взметнувшейся воды заливают мне лицо, и какое-то мгновение я вижу лишь пробивающийся сквозь пузырьки свет.

Юрий выскальзывает из моих рук, и, прежде чем я успеваю снова обхватить лося, поток увлекает его, лишь тёмный силуэт мелькает под прозрачной коркой льда. Верёвка врезается Саше в ладони, он ойкает от боли и выпускает её.

Я вскакиваю и бегу за Юрием вдоль берега, где лёд ещё достаточно крепкий.

— Стой! Провалишься! — кричит вслед Саша. Но мне главное — спасти Юрия. Я разгоняюсь, выбирая участки, где лёд голубее и, значит, толще, и бегу, пока не обгоняю увлекающее Юрия течение. Я выбираю место, где лёд тоньше, поднимаю ногу и со всей силы обрушиваю её вниз, разбрызгивая ледяные крошки. Лёд трещит.

Я бью снова и снова, пока не пробиваю полынью нужных размеров. Ложусь на живот и по самые плечи окунаю в воду руки.

Пока караулю момент, когда Юрий покажется в полынье, я совсем не чувствую холода. А вот и лось, течение выносит его прямо мне в руки, я обхватываю его за шею, сцепив пальцы в замок, и тащу из полыньи. Нет, он слишком тяжёлый. Течение снова утягивает его под лёд. Я хриплю от натуги. Кровь стучит в висках, лицо горит. Но я не в силах вытащить Юрия. Мало того, сама постепенно соскальзываю к краю льда.

Рядом появляется Саша. Окунает руки в полынью рядом с моими, хватает Юрия. Мы вдвоём тянем его, и он постепенно появляется из воды. Правда, не подаёт признаков жизни — глаза закатились, тело пугающе безвольное.

— Наверное, уже помер, — шепчет Саша, пока мы вытягиваем из полыньи на лёд задние ноги Юрия.

Я мотаю головой, глаза застит туман.

— Нет! Его просто надо согреть.

Я тру Юрию грудь, сгибаю и разгибаю его длинные ноги, чтобы возобновить ток крови. Он попросил меня о помощи. Он назвался мне и был спокоен, пока я держала его. Он уже проявил больше дружелюбия ко мне, чем кто-нибудь из наших деревенских. Я не дам ему погибнуть.

Саша наклоняется к морде Юрия.

— Он не дышит.

Туман перед глазами густеет. Что же я за рохля такая, если не смогла спасти его? Я что есть силы бью лося кулаком в грудь, лёд под нами предательски прогибается.

— Надо идти, Янка. Здесь опасно.

Я не слушаю и продолжаю колотить Юрия в грудь в отчаянной надежде, что его сердце снова забьётся. Мой кулак обрушивается на него, лёд под нами растрескивается. Вокруг тела Юрия образуется глубокая трещина, отделяя нас с ним от Саши.

— Сюда! — кричит Саша, но я не могу отвести взгляд от Юрия. Должен же быть способ привести его в чувство.

Края трещины расходятся, наружу вырывается вода. Я в отчаянии смотрю на Сашу.

А Саша как зачарованный глядит на мои ноги, покрытые густой шерстью, с длинными тёмными когтями на носках. Юбка у меня совсем намокла и теперь облепляет ноги, выставляя напоказ их необычную форму и величину.

Саша бледнеет, его брови лезут вверх, лоб складками хмурится. Его ошарашенный взгляд вмиг меняет для меня всё. Томительное желание вернуться в деревню начисто исчезает. Потому что Саша, мой единственный друг, единственный, кто, кроме Мамочки, всегда видел во мне свою, деревенскую, теперь глядит на меня с тем же выражением, что те, кто считает, что мне не место в деревне.

Мой мир шатается. Мамочкина неестественно широкая вымученная улыбка. Сашин взгляд, в котором плещется ужас. Если двое моих самых любимых людей так реагируют на мою новую внешность, то чего ждать от других сельчан? Не удивлюсь, если они с воплями погонят меня обратно в лес, как гоняют медведей, если те слишком приблизятся к жилью.

Мне нет места в деревне, нет места среди людей. Я всегда была чужой для них — такой и останусь.

Меня охватывают стыд, досада и миллион других чувств, названий которых я не знаю. Я рычу во всю мощь лёгких, и над речкой разносится грозный рёв разъярённого медведя.

— Янка, прошу тебя, пойдём со мной, я хочу помочь. — Саша тянет ко мне руку.

Миг я тянусь к нему пальцами, но тут же отдёргиваю их — глупо мечтать о том, чего уже не воротишь. Я стала другой, и всё, что связывало меня с Сашей, с Мамочкой и с моей прошлой жизнью, безвозвратно ушло.

Я проверяю, на месте ли Мышеловчик, плюхаю ногу в трещину между мной и Сашей и с силой отталкиваюсь. Здоровенная льдина под нами с Юрием окончательно отрывается от берега, и нас подхватывает течение.

— Янка! Что ты делаешь? Подожди! Стой! — Саша бросается вперёд, словно хочет перепрыгнуть к нам на льдину, но нас отнесло уже слишком далеко. Саша бежит вдоль берега, однако ему не догнать нас — течение очень быстрое. Я сажусь на льдине, сама оторопев от того, что наделала. Теперь пути назад нет.

Волны кренят и раскачивают льдину, и душа у меня уходит в пятки. Течение несёт нас наискосок, утягивает за поворот. Саша на другом берегу в отчаянии опускает руки. Я подавляю желание позвать на помощь. Ещё поворот — и Саша окончательно исчезает за деревьями.

На меня разом наваливается холод. Я промокла от шеи до пят. Льдину раскачивает, и я вцепляюсь в Юрия. Он стонет, потом закашливается. Из его рта и носа во все стороны разлетаются брызги.

— Ты живой! — Я обнимаю плюшевую шею Юрия, а он поднимает на меня глаза, его трясёт. — Ничего, сейчас слезем с этой штуковины.

Озираюсь в попытках придумать какой-нибудь план. План не придумывается. Льдину несёт посреди реки, до берега далеко, и ничего, за что я могла бы ухватиться, не видно.

Мышеловчик перепрыгивает с моей руки на шею Юрию и указывает на стягивающую её верёвку:

— Может, это пригодится?

Я пробую развязать узлы, но пальцы одеревенели от холода и не слушаются.

— Держи. — Спустя миг Мышеловчик роняет мне на колени конец перегрызенной верёвки. Я благодарю его, но зубы стучат от холода, и я не уверена, что он понял.

Река делает очередной изгиб. Низко над водой нависает толстая ветвь дерева. Я сматываю верёвку и напрягаю руки, готовая забросить её. Кровь приливает к пальцам, их жжёт изнутри словно крапивой.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Затаив дыхание, я дожидаюсь, когда мы подплывём ближе к дереву, и делаю бросок. Конец верёвки перелетает через ветвь, но запутывается в мелких промороженных сучьях. Я рычу от досады — сучки слишком тонкие и не выдержат нашего веса.