— Стой. — Мышеловчик хватает меня лапками за мочку уха, его коготки протыкают мне кожу.

— Ай! — вскрикиваю я. — Ты чего? Это же хижина Анатолия, одна из.

— А вот и нет.

— Как нет, когда да! — Я пытаюсь отцепить от уха когтистую лапку, не столкнув Мышеловчика на землю. — Хижины в лесу есть только у Анатолия.

— Ох, чую я кости. — Мышеловчик сопит и поводит носом.

— Ну и что? Сам же говорил, что тут пахнет стряпнёй, забыл, что ли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Мышеловчик глубже вонзает коготки мне в ухо:

— Ты не поняла. Я чую человечьи кости.

Глава 13. Избушка на курьих ножках

— Это же не взаправду, — шепчу я, разглядывая изгородь из черепов и костей, стараясь сообразить, в чём тут подвох и почему она не настоящая.

— Запах самый взаправдашний. — Мышеловчик туже обхватывает мне шею. — Эх, зря я привёл вас сюда. Валить надо, да быстрее.

Я киваю, но сама приросла к месту. Я не в силах отвести зачарованного взгляда от зловещей изгороди. Человеческие кости стоят стоймя как опоры, между ними перекладины из нанизанных на верёвку позвонков, с них свисают сосульки. Поверх костей черепа, сквозь прорехи ртов и пустые глазницы пробивается слабый свет свечей.

У нас в деревне любят рассказывать страшилки про злых лесных ведьм, именуемых ягами. Мол, они живут в глуши леса в избушках на курьих ножках, и вокруг обязательно забор из костей и черепов. В байках яги поедают потерявшихся в лесу детей, а их души крадут. Но в рассказах Анатолия они никакие не людоедки. Правда, все они как-то связаны со смертью, и я до сих пор не очень понимаю, хорошие они, эти яги, или плохие.

Я рассматриваю бревенчатую избу за изгородью. Она маленькая, скорее избушка, и чем-то напоминает наш с Мамочкой домик. Куриных ног нигде не видно, и я уже представляю, как Мамочка убеждает меня, что избушки на курьих ножках — это чистые выдумки и вздор. И всё же от одного вида избушки волосы на затылке встают дыбом.

Оконные рамы и дверные косяки странно изогнуты и очень напоминают черты лица. И у меня на глазах это «лицо» меняет выражение.

— Идём же, — Мышеловчик упирается лапками мне в шею, как будто хочет сдвинуть меня с места, — этот заборчик из черепов с костями выглядит не очень-то приветливо.

Меня же разбирает любопытство, к тому же я хочу обогреться и отдохнуть в тепле. Но Мышеловчик прав: изгородь наводит жуть.

Я вздыхаю, но едва собираюсь повернуть назад, изба насмешливо кривит свой бревенчатый лик и подмигивает мне.

— Видел? — ошеломлённо выдыхаю я, но Мышеловчик уже скрылся у меня в кармане, а Юрий укладывается на земле, отвернув морду, и тихонько скулит.

Вдруг дверь избушки со скрипом открывается, и на порог выходит какая-то девчонка. По виду она мне ровесница, только малого росточка и совсем худышка. Волосы у неё тёмные, глаза большие и круглые. Я отступаю за ближайшее дерево и стараюсь не дышать.

— Эй! — зовёт она. — Кто тут заблудился? Помощь нужна?

Я застываю в надежде, что она решит, будто ей послышались шаги какого-то лесного животного. Выглядит она как обыкновенная девчонка, да и тон у неё дружелюбный. Но дом, где она живёт, гримасничает и обнесён забором из скелетов. Может быть, она и есть яга? И как раз та самая ведьма, что поедает заблудившихся детей? Я кляну себя, что сразу не послушалась Мышеловчика, когда он только заикнулся, что это изба яги.

— Не бойся, — говорит девчонка.

Ворота в изгороди распахиваются, гремя костями, слышится звук приближающихся шагов. Сердце в груди трепыхается, как птичка в клетке. Мышеловчик всем тельцем дрожит у меня в кармане, Юрий жмётся к земле.

Если она — яга, мне надо бежать. А если не яга, то тоже бежать, чтобы она не заметила моих ног. Во второй раз я не переживу взгляда, какой сделался у Саши при виде моих ног, как и взгляда, говорящего, что я не человек, а какой-то уродец.

Девчонка совсем близко, я уже слышу её дыхание. Мышцы ног напрягаются как натянутые струны. Потом оживают, и, развернувшись, я пытаюсь задать стрекача. Но ступни скользят по слякотной земле, и я опрокидываюсь навзничь, больно ударяюсь головой о ствол, ноги задираются кверху. Боль пронизывает позвоночник, в голове стоит звон.

— Ты как, в порядке? — Девчонка наклоняется ко мне, протягивает руку. — Меня зовут Елена.

Ей отлично видны мои ноги, но, похоже, их вид нисколько не изумил и не напугал её. Да и смотрит она на меня так, словно я такая же нормальная, как она. Она улыбается мне, и от улыбки её лицо начинает светиться. По ряду причин (не будем уточнять каких) на глаза мне наворачиваются слёзы.

Позади меня клацают кости, стоны и скрежет словно от ожившего вдруг дерева громким эхом разносятся по всему лесу. Юрий вскакивает, я пытаюсь сделать то же в испуге, что сейчас на меня рухнет дерево, набросится скелет или меня разом постигнет то и другое. Но руки-ноги не слушаются, и всё, что я могу, — покрепче зажмурить глаза и приготовиться к страшному удару.

По векам полоснул луч света, но меня ничем не ударило, и ничего на меня не свалилось. Я украдкой приоткрываю глаза и вздрагиваю, увидев оконца избушки прямо у себя над головой.

— Ты что творишь? — шикает на избушку Елена. — Опять неприятностей захотела?

Избушка немного откидывается назад, приподнимаясь обращённой ко мне стороной, и меня накрывает огромная тень. Это мощная, чешуйчатая, как у птицы, лапа, только деревянная, и сейчас она меня раздавит!

— А ну, стой, подлюка, развалюха ведьмина! — Мышеловчик уже у меня на плече и грозно скалит зубы.

Лапа замирает в нерешительности, потом её когтистый палец распрямляется и тыкается в мою ногу. Мышцы враз оживают, и я откатываюсь в сторону, но остальные деревянные пальцы растопыриваются и обхватывают меня за пояс. Я вскрикиваю, когда они крепко сжимают меня и легко, словно пёрышко, отрывают от земли. Смутно слышу, как воинственно цыкает Мышеловчик, готовый вцепиться в избушкину лодыжку.

— Это ещё что? — раздаётся с высоты широкого крыльца старушечий голос. — Изба! Сейчас же отпусти девчонку.

Моя голова безвольно мотается, пока я плыву по воздуху вверх к ступенькам крыльца. Половицы чудесным образом поднимаются мне навстречу и бережно принимают в свои объятия. В глазах темно, из груди рвётся стон. Только бы не отключиться! Что угодно, только не обморок — ведь это изба на курьих ногах! Жилище яги, которая пожирает заблудившихся детей, а их кости пускает на изгородь. Я уже вижу в ней свои косточки и в странной апатии задумываюсь, не слишком ли мои кости-переростки будут выпирать над остальными, как я сама в жизни? Мышеловчик прикусывает мне ухо и возвращает меня с небес на землю.

— Мы зачем сюда поставлены? Проводы справлять, вот зачем! — Старшая яга сердито тычет помелом в навес над крыльцом. Сама она низенькая, круглобокая, лоб сердито нахмурен, на голове платок с черепами. — Тебе что велено? Живые души отпугивать, а ты что? На порог их тащишь! Когда ж ты отучишься на всякие пустяки отвлекаться и за ум возьмёшься, как порядочной избушке яги положено?

— Ей помощь нужна, — Елена уже на крыльце и кладёт мне на плечо руку, — она вся заледенела, да ещё насквозь мокрая. А погляди на её лосёнка, он весь в крови.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Юрий лежит на земле у ступенек и всё ещё стонет. Я пытаюсь сообразить, что произошло. Он же не подходил к избе. Это изба к нему подошла. Я хватаюсь за голову. Может быть, всё это мне только привиделось? И если отогнать наваждение, я проснусь дома в своей постели, и ноги у меня будут мои, а не медвежьи, и окажется, что все эти передряги мне только приснились?

— Ладно, поглядим, как ей помочь, — старшая яга склоняется надо мной и озабоченно хмурится, — ей, поди, и так досталось, а теперь совсем плохо. И то сказать, всякий напугается, коли здоровенная курья лапа в когти его сграбастает. Ты вот что, Елена, ступай принеси одеял да чаю горячего. А ты… — яга сверкает глазами на избушку, — ты давай ворота свои снова отворяй, надо мне кое-кого проводить, пока мы её эту в горницу не внесли.