Давно ль это было, недавно ли, а только охотилась однажды в лесу волчья стая под луной жемчужной, что высоко в небе стояла. Волки рыскали бесшумными тенями под деревьями, а когда их захлёстывал охотничий азарт, задирали морды к небу и своим воем вдребезги разбивали хрустальную тишину ночи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})Вожак стаи, серый волк с глазами цвета расплавленного золота, вдруг замер с передней лапой на весу и повёл ушами в сторону, откуда доносился скрип маленьких шажков по снегу. Поднял морду и довольно оскалился, учуяв добычу — слабенькую и приятно пухленькую. Дрожь предвкушения пробежала по огромному телу вожака, и он бросился в погоню за добычей, а стая вихрем безмолвных теней понеслась следом.
Волки мчались через лес, огибали купы деревьев, перепрыгивали через заросли кустарников. Вблизи сверкающей белым снегом полянки они остановились, переводя дух. Посреди неё стоял детёныш человека: девчушка меньше года от роду, голенькая, топталась на снегу толстенькими розовыми ножками. Она смеялась от восторга, слушая, как тренькают сосульки на сучках, и весело гукала, задрав голову к качающимся под ветерком ветвям деревьев. А те отвечали ей на своём лесном языке.
Но едва вожак ступил на полянку, все звуки замерли. Из-за деревьев подкрадывались другие волки, их шерсть переливалась в ночи чёрными, белыми и серебристыми всполохами. Они зорко наблюдали за вожаком, дрожа от нетерпения в ожидании сигнала к атаке.
Серый волк облизнул клыки и заулыбался.
— Детёныш, — прорычал он, — зря ты забрался сюда в одиночку. Моя стая голодна, и я тоже, а наш долг велит нам пожирать слабых, чтобы в лесу выживали только сильные.
Малышка повернулась к серому волку и заговорила с ним на языке леса:
— Я сильная, и я выживу.
Смех вырвался из груди серого волка.
— Коли так, сражайся. Покажешь свою силу, тогда авось и найдётся тебе местечко в Снежном лесу.
И он крадучись двинулся к малышке, скаля страшные клыки.
А девочка глядела в его пылающие золотом глаза с такой отвагой и решимостью, что серый волчище остановился, нагнул голову и отступил на шаг назад.
— Наш вожак отступает, — зашептались среди деревьев волки, — человеческого детёныша испугался.
— Я не знаю страха, — рыкнул на них серый волк. Он ощетинился и сверкнул на малышку глазами. — Куда тебе равняться силой со мной и моей стаей.
Девчушка повела глазами вправо, где притаилась часть волков стаи, налево, где были остальные, и гордо вздёрнула подбородок, чувствуя, как наливается могучей силой леса.
— Ату её! — дружно взревели волки, обратив морды к своему вожаку. — Напади первым, подай пример!
Серый волк всё ещё медлил, смущённый грозной силой, которую излучала эта крошечная добыча. Но малышка была совсем одна, а он как-никак верховодил стаей. Он бросился на девчушку, оскалив клыки, а следом — другие волки.
Малышка покрепче упёрлась ногами в снег, выпрямилась во весь росточек и за миг до того, как серый волк вцепился ей в грудку, ухватила пальчиками коготь и дёрнула. Он легко выскочил из лапы, а ошарашенный волк с визгом рухнул наземь. Малышка захихикала, а расплавленное золото волчьих глаз полыхнуло яростью и стыдом.
Стая тут же разбежалась в испуге и смятении, оттого что девчушка, которую она считала лёгкой добычей, победила неустрашимого вожака. В одиночестве поковылял он в чащу, припадая на одну лапу. Той ночью волк вылизывал свою раненую лапу, забившись в густую тень под деревьями, и клялся себе, что не вернётся к стае, пока не докажет, что в нём достаточно силы, чтобы снова занять место вожака.
Глава 9. Вся как есть медведь
На этом месте я закругляю рассказ, хотя у него есть концовка. У Анатолия он заканчивался тем, что девчушка вернулась в пещеру, где жила с Царицей-Медведицей, и, зарывшись в её густой мех, заснула сладким сном. Но это слишком личные для меня подробности, чтобы делиться ими с Иваном.
Мышеловчик поглубже прячется в мой воротник, я слышу его тоненькое сопенье.
Иван не то всхрапывает, не то презрительно фыркает.
— Брехня всё это. Где это видано, чтобы человеческому детёнышу достало сил вырвать у волка коготь?
— Сказка, может, и ложь, да в ней намёк, — возражаю я Ивану, повторяя слова, которые мне всегда говорит Анатолий.
— Может, и так. — Иван облизывается и отворачивается. Похоже, он собрался восвояси, а я вдруг понимаю, что больше всего на свете хочу задержать его. Я чувствую, что он знает нечто важное для меня.
— Расскажи, как ты потерял коготь, — прошу я.
Шерсть на загривке у Ивана поднимается дыбом.
— Медведица вырвала. Даже не медведица, а так, медвежонок. Но только силищи в нём было, сколько природа даже взрослым медведям не отмеряет.
Иван разглядывает мои ноги, и я от смущения ёрзаю.
— Той ночью я потерял уважение волков, совсем как в твоей сказке, и поклялся себе, что не вернусь, пока не докажу, что достоин быть вожаком по праву самого сильного! — Иван сверкает глазами, и воздух вокруг нас густеет от напряжения. — Я запомнил запах. И сразу его узнал, как только учуял тебя. Давненько это было, и ты с тех пор изменилась, но я всё помню.
— Что ты помнишь? — шёпотом спрашиваю я, сама не своя от смущения.
Иван скалится во всю пасть, обнажая кроваво-красные дёсны над клыками.
— Я тебя помню, а ты себя нет.
Где-то вдалеке начинает выть волк. К нему присоединяется другой, потом третий… Хотя они ещё далеко, я всё равно вздрагиваю от страха. Боль в локте усиливается, я вскакиваю, хватаю фонарь и выставляю его перед собой как оружие. Зачем я медлила, зачем точила лясы с Иваном, вместо того чтобы искать хижину Анатолия? Сидела бы сейчас в тепле и безопасности. Так нет же, торчу посреди леса, и поди знай, отчего я вся похолодела: от пронзительного ветра, от слов Ивана или от страшного волчьего воя?
— Моя бывшая стая вышла на охоту. — Иван гордо вскидывает башку, но в его глазах притаилось сожаление. — На твоём месте я бы не мешкая нашёл себе убежище, да понадёжнее. В тебе меньше силы, чем в моей стае. И не намного её прибудет, даже когда ты вся станешь медведем.
— Вся? Медведем?! — Смятение в моей душе перерастает в бурю.
Иван жалостливо глядит на меня.
— Ступай глубже в лес, там всё поймёшь.
Хор волчьего воя снова разносится над лесом, и я вздрагиваю. Иван настораживает уши и всем телом поворачивается в ту сторону. Он дрожит, словно превозмогает нестерпимое желание присоединиться к своей стае. Но ему удаётся обуздать порыв, и он рысит в противоположную сторону. Я гляжу ему вслед, а по спине сбегает знобкий пот страха. Но не рыщущая вдали стая так напугала меня, а слова Ивана «даже когда ты вся станешь медведем».
Неправда это. Ни в какого медведя я не превращусь! Я гоню эту мысль, стараясь вслушаться в волчий вой и лёгкую поступь бегущей стаи. Но обратиться в слух мне мешает сумятица в голове. Слова Ивана напрочь выбили меня из колеи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})Надо мной порхает птичка.
— Янка! — зовёт она. — Живи в лесу!
Мотаю головой и поворачиваюсь в сторону деревни. Не желаю я слушать этого снегиря, не желаю больше чувствовать снег своими голыми ступнями. Уже заношу ногу, чтобы идти назад, но она такая огромная, тяжеленная, да ещё с длинными когтями. Нет, не могу я показаться дома в таком жутком виде.
— Янка! — свистит в вышине снегирь. — Янка-Медведь!
Возвращаюсь на тропу, в темень сосняка, трогаю наконечник стрелы у себя на шее и представляю, что он наполняет меня отвагой принцессы-воительницы. Только в глубине леса я пойму, что со мной творится. Я это точно знаю, и снегирь знает, и волк Иван тоже. Пускай его слова потрясли меня, но, похоже, они доказывают, что я выбрала правильный путь. Делаю глубокий вдох и ныряю в темноту.