Давно ль это было, недавно ли, а только жила в одной деревне девочка Аня. Казалось ей, что среди людей она точно гусёнок, в стаю лебедей случайно затесавшийся. И только в лесу она чувствовала себя счастливой, душа её пела, и тогда, встав на цыпочки, пускалась она танцевать среди деревьев.

Она кружила под музыку ветра, под мелодичный перестук дождевых капель, под дроби дятла неутомимого. Каждую свободную минутку проводила Аня в лесу, а как заневестилась, поняла, что не нужен ей мир людей. Так думалось Ане, пока не встретился ей в лесу молодой дровосек Дмитрий.

Улыбнулся ей Дмитрий. А она улыбнулась ему. Закружились они парой, и так им это нравилось, что танцевали они всё лето напролёт и всю зиму холодную, пока не влюбились друг в дружку.

Зажили они в домике на краю леса, и было там тепло и уютно, как в птичьем гнёздышке. А как родился у них сынок, стали они втроём танцевать под соснами высокими на краю своего сада.

Жили они поживали, горя-печали не знали, пока не начал Дмитрий приносить из леса дары чудесные: семена, что прорастали быстрее, чем природой положено, каменья драгоценные, что ярче радуги сияли. Сколько ни дознавалась Аня, откуда чудеса такие, Дмитрий только смеялся да целовал её в щёки.

Горевала Аня, кручинилась, что муж таится от неё. Топала она ногами сердито, руки умоляюще заламывала, а Дмитрий всё одно молчок.

Однажды Дмитрий повёл Аню и сынка их маленького в глухую чащу лесную и замок показал: крыша куполом золотым на солнце блестит-переливается.

— Вот наш новый дом, — молвил Дмитрий, а сам от гордости сияет.

Нахмурила Аня брови, откуда, спрашивает, богатство такое на нас свалилось, а тот лишь улыбнулся, взял её за руки и закружил-завертел в танце, пока не откликнулись в её душе напевы леса, пока не забыла она вопрос свой каверзный.

Долго ли, коротко ли танцевали Аня с Дмитрием вокруг замка своего с куполом золотым под пение ветра, под птиц щебетанье и лягушек звонкое кваканье, счастью своему радовались. А оно недолгим оказалось.

Воротился однажды Дмитрий из леса как смерть бледный, от страха дрожащий. Как ни умоляла Аня, ни словечком не обмолвился о том, что случилось, а только преклонил голову Ане на колени да сном тяжёлым забылся. Крепко серчала на него Аня, гневом кипела, пока и её сон не сморил. А наутро проснулись они уже медведями.

— Как же так? — стонала Аня, на лапы свои медвежьи в ужасе выпучившись.

Хотел было Дмитрий во всём признаться, а слова вымолвить не может. Жгла его вина непростительная да угрызения совести нечистой.

— Говори немедля! — криком кричала Аня. — Что за тайну ты от меня скрываешь?

— Виноват я перед тобой и сынком нашим, — прошептал Дмитрий, — что жадностью своей окаянной проклятие на нас навлёк.

Взялась Аня вспоминать, что о проклятиях слышала. И вспомнила, как сказывали, что у проклятых всегда выбор есть. Поднялась она на задние лапы и затанцевала. Муженьку и сыну своему тоже танцевать велела, мол, вдруг вспомним мы за танцами, как людьми жить, а не зверьём лесным.

Но вплывали в окна замка открытые звуки и запахи лесные, и чуяли они их чутьём своим медвежьим. Ведь с головы до пят уже медведями были косолапыми.

Кружились они под птиц щебетанье, водили хороводы под пчёл жужжанье, прыгали под поскок зайцев быстрых по полям, а в людей никак не превращались.

Аню напевы лесные ещё сильней прежнего увлекали, глубже в душу проникали, и вёл её танец в лес, всё дальше от замка, мимо речки бурливой, к горам заснеженным да к пещерам, духом осени да земли отдававшим.

Дмитрий с сынком поначалу за Аней поспевали, но, как лето осенью сменилось, а та зимой, отстали они, и унесло их танцем в другие места. Запечалилась Аня, что совсем одна она осталась в глубокой пещере горной. Но поглядела Аня на лес дремучий, услышала музыку его чудную и поняла, что принадлежит отныне этому миру прекрасному.