— Хы-хы-хы-хы, — радостно засмеялись зайцы. — Свои! А еще говорят, кроты в темноте видят!
— Так и есть! — обиделся Крот. — Только никаких «своих» я тут не вижу. А только двух каких-то разноцветных болванов!
— Хо-хо-хо-хо! — еще пуще развеселились зайцы. — Ругается! Ты чего это такой сердитый?
— Я не сердитый, я расстроенный. Болею я, — объяснил Крот и вздохнул. — Смеяться не могу. Раньше только и делал, что смеялся, а теперь — вообще не могу.
Зайцы смущенно примолкли. Нехорошо ведь над больным потешаться.
— А от чего ты заболел? — осторожно спросил Сиреневый, который лежал к Кроту поближе.
— А я откуда знаю? — снова вздохнул тот. — Раньше я разговаривать не умел, зато вот сюда нажмешь, — указал он на живот, — сразу смеялся. А теперь, видишь, разговариваю, а не смеюсь. Вот нажми, — подставил он живот.
— Да ладно, я и так верю, — смутился Сиреневый.
— Нажми, нажми, не бойся!
— Я и не боюсь, — обиделся тот. — Чего мне бояться?
— А чего тогда не жмешь?
— Просто, не хочу.
— Давай я нажму?! — вызвался Салатный и потянулся через Сиреневого к светленькому кротовьему брюшку. Но тот остановил его:
— Знаешь что, милый, — сказал он, — тебе, между прочим, вообще никто ничего не предлагал. Это меня попросили нажать, а не тебя.
— Но ты-то ведь не хочешь.
— Да? А может, это я из вежливости сказал? Может, как раз хочу? Может быть, даже очень хочу. Но, в отличие от некоторых, я — заяц тактичный и ненавязчивый.
— Ну-у, брат, так тоже нельзя, — насупился Салатный. — Ни себе, понимаешь, ни людям. Сам не жмешь и другим не даешь.
Слушая их препирательство, и без того невеселый Крот нахмурился еще сильнее:
— Хватит уже мой живот делить, — сказал он. — Нашли игрушку. Я, кстати говоря, еще и не каждому нажимать на него разрешу.
— Понял?! — повернулся Сиреневый к Салатному. — Из-за тебя он теперь и мне нажать не даст!
— Так ты ведь и не хотел.
— С чего ты взял?!
— Ты сам сказал!
— Говорю же тебе, тактичный я! Так-тич-ный! — произнес Сиреневый по слогам. — А-а! Кому я объясняю?! — махнул он лапкой презрительно. — Ты и слова-то, небось, такого не знаешь! Что с тобой разговаривать! — он отвернулся от Салатного и в сердцах так треснул Кроту кулаком в живот, что тот аж хрюкнул от неожиданности. А потом сказал:
— Вот… — и развел лапы. — Не смеюсь.
— Факт, — покивал головой Сиреневый. — Просто беда какая-то. С этим надо что-то делать.
2
А в это время за окном молодой рыжий кот с плутовским выражением морды обогнул черную лужу и шмыгнул к подъезду. «Ага! Вон там я еще не бывал, — глянул он, прищурившись, на светящееся Букашкино окно. — А ведь там, наверное, замечательно! Есть там, наверное, какая-нибудь красивенькая-прекрасивенькая кошечка или какая-нибудь вкусненькая-превкусненькая рыбка…»
Подумав об этом и отметив опытным взглядом, что форточка в приглянувшемся ему окне приоткрыта, котишка мечтательно облизнулся и запрыгнул на скамейку. С нее — на штакетник, с него — на окошко первого этажа, а потом — на козырек подъезда. Все это было ему знакомо, привычно и приятно. Пробираясь таким образом к Букашкиной форточке, он, подергивая в такт полосатым хвостом, вполголоса напевал «Улыбчиво-мурлывчатую песню»:
Улыбайся,
мур, мур, мур!
Развлекайся,
мур, мур, мур!
Жить на свете
интересно
постарайся,
мур, мур, мур!..
То, что кот был таким жизнерадостным, вполне объяснимо. Он ведь был хозяином этого квартала. Всё тут — и дворы, и дома, и всё, что в них находилось, включая собак и людей, принадлежало ему. Да-да-да, и люди тоже были его, хотя они об этом и не знали. Но он-то знал! Даже когда был еще совсем маленьким котенком.
… Удивляйся,
мур, мур, мур!
Увлекайся,
мур, мур, мур!
И почаще
без причины
улыбайся,
мур, мур, мур!..
— продолжал он. Стоя задними лапами на козырьке подъезда, он изо всех сил, прямо таки по-йоговски, вытянулся и заглянул в комнату. Но как раз в этот момент к окну с Сашкой на руках подошла мама. Котик тут же втянул голову в плечи и спрятался за край оконного проема. «Умный хозяин — осторожный хозяин», — подумал он при этом.
3
Тем временем в комоде разгоралась дискуссия.
— Надо что-то делать! — повторил Сиреневый.
— Я знаю, что, — отозвался Салатный. — Надо нашего Крота вылечить.
— Догадался! — иронично усмехнулся Сиреневый. — Коню понятно, что надо. Вопрос — как?
— Какому коню? — живо поинтересовался Крот.
— Не знаю, признался Сиреневый. — Какому-то коню. Так всегда говорят, когда непонятно.
— Ты не обращай внимания, — поябедничал Кроту Салатный. — Он часто так: скажет, а что сказал — сам не знает…
Сиреневый открыл, было, рот для достойного ответа, но его опередил Крот:
— Давайте не будем про коня, — попросил он. — Чтобы не путаться. Тем более что его тут нет. Давайте про меня, раз тут Я вместо него. Так как же меня можно вылечить?
— Действительно! — поддакнул Сиреневый.
— Ну-у… Надо тебя очень сильно насмешить, — предложил салатный.
— И чем меня можно так насмешить? — спросил Крот озабоченно.
— Анекдотами, — отозвался Салатный. — Конечно анекдотами! Вот, например. Идет по лесу лиса, смотрит, навстречу Колобок катится. Она говорит: «Колобок, Колобок, я тебя съем». А он говорит: «Я не колобок, я ёжик. Просто, я побрился только что…» Вот какой смешной анекдот, правда?
— Ага, — выдавил из себя вежливую улыбку Крот.
— Даже слишком, — глумливо заметил Сиреневый.
— Теперь, давай, ты! — потребовал Салатный, пихнув его локтем в бок.
— Сейчас, — сказал Сиреневый. — Сейчас-сейчас-сейчас… Так-так-так… Вот! Идет снова по лесу лиса, а навстречу ей снова ёжик. «Ёжик, ёжик, — говорит лиса, я тебя есть не буду, ты колючий». А он говорит: «Я не ёжик, я Колобок. Только не брился давно…»
— Да-а… — протянул Салатный. — Да-а… — Потом подумал и сказал: — Не-ет…
— Что «нет»? — поинтересовался Крот.
— Не вылечим мы тебя анекдотами, — пояснил Салатный.
4
Юный кот уже стоял на жестяном подоконнике, когда прямо над его ухом раздалось гортанное:
— Вор-ры! Вор-ры! — и угрожающе захлопали крылья.
Кошачья задняя лапка от испуга дернулась и, противно проскрежетав когтями по металлу, сорвалась вниз. А вместе с ней и вторая. Крепко вцепившись в деревянную оконную раму передними лапами, котишка рискованно повис над клумбой. Осторожно обернувшись, он увидел сидящего на ветке рябины плешивого ворона и закатил свои зеленые глаза.
— Какие воры, странная вы птаха? — сказал он, как мог, миролюбивее. — Это просто смешно. Где вы их видите? Ну? Если вы имеете в виду меня, то как, скажите мне на милость, я могу что-то украсть в своем собственном доме?
— Элементар-рно! — выкрикнул ворон, нахохлившись.
Кот осторожно согнул левую заднюю лапу и поставил ее на краешек. За ней — правую… Наконец, усевшись, он уже всем телом обернулся к птице и сказал:
— Ошибаетесь, милейший. Это не так просто, как вы думаете. Да, собственно, никто ничего такого и не собирался…
И, как бы обиженно, отвернулся к стеклу. Тут же позади него раздался угрожающий клекот.
— Да что ж это такое?! — возмутился кот. — Я же только посмотреть… — и плавно потянул переднюю лапку вверх, к форточке.
— Кар-р!!! — выкрикнул бдительный ворон.
— Своими беспочвенными подозрениями вы меня, право, обижаете… — сказал кот, опустив лапку на место, и прислушался.
Ворон молчал. Рыжий прикинул в уме свои силы, оценил расстояние и возможности птицы…
— Да ну тебя, — бросил он, и одним грациозным движением перемахнул через рамы прямиком в комнату.
— Комшар-р! Кошмар-р! — забился в истерике ворон, подлетев вплотную к оконному стеклу. — Нахальный кошар-ра! Обманул и одур-рачил, набр-рехал и околпачил!..
Но котишка, не слушая его, уже обегал танцующей походкой Букашкину комнату, обнюхивая углы и вновь подбадривая себя песенкой:
… Не теряйся,
мур, мур, мур!
Не стесняйся,
мур, мур, мур!
В том, что ты
главнее всех
не сомневайся,
мур, мур, мур!..
Упав на мягкий коврик, от которого приятно пахло человеческим котенком, он перекатился с боку на бок и от удовольствия зажмурился…