— А ты заметила, что у меня ровно два крыла, а не три и не четыре? У меня с тобой все превращения очень хорошо получаются. Вот что значит — за компанию делать! А то все шиворот-навыворот шло, — и он довольно покачал головой. Давай-ка сперва попробуем по очереди махать. Раз, два, три пошли!

Они снова бросились бежать по полянке, раскачиваясь из стороны в сторону и задевая крыльями за землю. Но и на этот раз они тоже упали и, сложив свои уже изрядно попачканные крылья, присели отдохнуть. И тут Юля вдруг заметила наступившую тишину: дракон больше не пыхтел, не ругался и не ворочался среди поваленных деревьев. Она посмотрела в его сторону — и встретилась с ним взглядом! Он с любопытством таращился на них, ожидая, наверное, новых попыток взлететь. Но пропеллер дракона — Юля сразу заметила торчащую из-за его спины погнутую лопасть — был все еще не починен, и это немного подняло упавшее было Юлино настроение.

— А он на нас… не дыхнет? — спросила она тихо у дяди Пихто.

И тут они оба бросились от дракона: два-три прыжка, сильные взмахи крыльев — и вот они уже были в воздухе и изо всех сил старались побыстрее убраться с этого опасного места. Дракон спохватился поздно. Когда он действительно "дыхнул" на них, обе наши белые вороны были уже далеко, и пламя их не достало. Только сильная струя горячего воздуха подтолкнула их сзади и чуть было не кувыркнула на лету.

Они поднимались все выше и летели все дальше от места падения дракона. Деревья казались уже совсем маленькими, ручей вился синеватой ниткой через поле, желтел песок на такой тоненькой теперь дорожке. Тут и там дымились большие черные пропалины-ожоги, следы огненных струй дракона. Сам дракон казался уже не настоящим, а просто маленькой красной игрушечной фигуркой. Вот только то, что деревья рядом с ним были еще меньше, говорило о его огромных размерах. Домик мышей уцелел и казался теперь таким малюсеньким, что Юля не могла поверить, что она когда-то в него заходила.

Чем выше они поднимались, тем дальше было видно вокруг. На севере громоздились горы, одна выше другой. Самые высокие были покрыты снежными и ледяными шапками, ослепительно сиявшими на солнце. Во все остальные стороны тянулись леса и луга, кое-где поблескивали зеркала озер и рек, и был даже виден какой-то городок с замком на холме. Но вот что было странно: земля сверху вовсе не выглядела плоской, но как бы поднималась вдали кверху. Юле даже показалось, что она находится внутри огромного таза, края которого теряются в голубоватой дымке. Но она этому уже ничуть не удивилась. Во-первых, это было не так уж и удивительно, если вспомнить, что с ней происходило последние два дня. А во-вторых, с непривычки она уже устала махать крыльями, да и в перьях было просто жарко. Ноги болтались где-то сзади внизу и тоже мешали. Очень хотелось пить, и Юля знала, что как только она попьет, ей тут же очень захочется есть. Дядя Пихто испытывал, по-видимому, те же неудобства. Крылья его взмахивали уже не так сильно, движения выдавали усталость.

— А что, парашютов у нас с тобой нет? — спросил он вдруг с надеждой у Юли.

— Нет, — еле каркнула она в ответ. — А что?

— А то бы мы с тобой сейчас прыгнули, — вздохнул дядя Пихто и, перестав махать крыльями, начал падать, кружась в воздухе, как сухой лист. С криком "Ты куда?!" Юля бросилась за ним и, описывая вокруг него круги, стала снижаться с такой же скоростью, что и растопыривший крылья дядя Пихто. А он закатил глаза и считал вслух:

— …тринадцать, четырнадцать, пятнадцать….

— Да что ты? — опять крикнула Юля. — Что ты считаешь?

— Не что, а кого. Овец считаю, — ответил ей сонно дядя Пихто. — Спать хочу. Говорят, когда заснуть надо, помогает. Досчитаешь до ста — и уснешь. Семнадцать, восемнадцать…. продолжал он считать.

Юля совсем было растерялась, но тут — плюх! Раздался громкий шлепок, и дядю Пихто даже подбросило в воздухе. Он ошарашенно вытаращил глаза, замахал крыльями и забарахтался на месте. Юлю тут же тоже что-то толкнуло снизу и, зарывшись клювом в перья на груди, она увидела на своем животе жирную черную цифру "8". На боку дяди Пихто красовалась такая же жирная черная семерка.

— Нас посчитали! — каркнул он, переворачиваясь через крыло и устремляясь по крутой спирали вниз с еще большей скоростью.

Земля вертелась перед Юлей волчком, воздух свистел в перьях за ушами. Она неслась вниз вслед за перекошенным хвостом дяди Пихто, стараясь удержаться за ним и не остаться одной в небе, где на тебя так внезапно шлепаются жирные черные цифры. Кто знает, что может шлепнуться в следующий раз? Дыхание у Юли перехватило, в голове шумело, сердце стучало быстро-быстро, а в глазах потемнело. Внезапно белая ворона впереди вильнула и полетела прямо и медленнее. Юля немного отдышалась и огляделась. Она увидела, что они спустились уже совсем низко и летят между двумя высокими лесистыми холмами.

Выбрав сосну повыше, дядя Пихто махнул головой Юле. Описав вокруг дерева круг, он примостился на суку у самой верхушки. Юля, промазав с первого захода, все же уселась в конце концов рядом с ним. Сук под их весом упруго качнулся и чуть не сбросил с себя дядю Пихто, но тот удержался и только каркнул от неожиданности.

— Ты чего так испугался? — спросила его Юля.

— Во-первых, я вообще не люблю, когда меня считают, наклонив голову и прикрыв правый глаз, сказал дядя Пихто. — А во-вторых, ты знаешь, кто и зачем нас посчитал?

— Не-а…

— Я тоже пока не знаю зачем. Но вот КТО — это я понял. Ты видела — мы пролетали как раз недалеко от серого замка на вершине скалы у озера?

— Честно — не видела. Я видела только, как ты спать укладывался, — прямо ответила Юля.

— Гм… Если честно — я тоже не видел, — немного смутился дядя Пихто. — Но все равно тут где-то стоит этот самый замок Скверного Волшебника Компоста, а его приемный сын — никудышний двухголовый колдунишко Пом-и-Дор…

— Всамделишно двухголовый? — поразилась Юля.

— Ну да, потому и никудышний. Две его головы (одну зовут Пом, а другую — Дор) все время ссорятся, кто что должен делать. Поэтому ничему путному научиться он и не может. Вот сегодня — четный или нечетный?

— Кто? — опять поразилась Юля.

— День! Какой день сегодня? — тоже удивился ее непонятливости дядя Пихто. — Ну, неважно. Так вот, если четный — то его зовут сегодня Пом-и-Дор, а если нечетный — то Дор-и-Пом, чтобы ни одной голове обидно не было. И вот этот самый Пом-и-Дор (или Дор-и-Пом) никак не может сам с собой договориться, что он будет теперь делать. И потому сидит он обычно в башне замка у окна и считает ворон в небе. Головы соревнуются — кто больше подсчитает. А кто победит — тот будет за ужином есть и пить — за двоих!

— Ух-ты! — ахнула Юля. — Мне бы теперь хоть за половинку поесть. А что они, то есть он, ну, они за ужином едят?

— А вот небось всех, кого подсчитают за день, того и едят! — каркнул мрачно дядя Пихто, переступая с ноги на ногу. — Вот нас и пометили для этого.

— Так он что — вороноед? — упавшим голосом протянула Юля.

— Ну, вообще-то он еще и мух ртом ловит, — попробовал утешить ее дядя Пихто. Но Юля грустно смотрела на черный номер на своем животе и ничего не ответила. Перья на ее хвосте печально повисли, клюв поник. В какую неприятную историю она попала! Это было даже хуже, чем забыть сделать домашнее задание или оставить дома прописи, или посадить в тетради кляксу… Стоп! И Юля даже подпрыгнула от неожиданной спасительной мысли. Клякса!

— Дядя Пихто, а где тут есть грязь? Настоящая грязь? спросила она повеселевшим голосом.

— Грязь? Зачем тебе грязь? — удивился тот. Юля вместо ответа показала клювом на жирные цифры на них обоих. Дядя Пихто все понял и тоже просветлел. — Летим в грязь! — радостно закричал он, и они прыгнули с сука вниз, не забыв при этом раскрыть крылья.

— Летим в город, — повернув к Юле клюв, каркнул дядя Пихто, — там всегда грязь найти можно!

Они летели по лощине между двух склонов, спускаясь все ниже и ниже, поворачивая вместе с ней то направо, то налево. Наконец, после очередного поворота, перед ними открылся вид на город. Белые домики с красными черепичными крышами стояли вокруг высокого холма, на вершине которого громоздился большой старинный замок. Стены замка как бы вырастали из скал, составляющих верхнюю половину холма. Нижняя, лесистая половина холма словно раздвигала дома и улицы города, вынырнув посередине его из-под земли. Юля и дядя Пихто подлетали уже к окраинам, и в это время часы на высокой башне у рыночной площади пробили полдень. Густой звон колокола, отдуданивавшего свои двенадцать раз, входил в них через клюв, проходил по телу и покидал их на кончике хвоста, оставляя после себя на спине приятное шевеление мурашек.

И одновременно с последним ударом колокола откуда-то снизу раздалось громкое "Каррр!" — и большой дуб вспух прямо на глазах черно-серым облаком. Это поднялась с него туча воронья и, вытягиваясь в хищную дугу, устремилась прямо на Юлю и дядю Пихто. Бежать было поздно.