Я дорисовываю избушку Яги и снова склоняюсь над картой Анатолия в поисках чего-нибудь нового. Но взгляд сам собой упирается в Синь-гору, и я никак не могу отвести от неё глаз. На высоком склоне обозначена медвежья пещера, возле которой меня нашли, а в ней нарисована я, свернувшаяся калачиком в лапах Царицы-Медведицы — Анатолий называет так выкормившую меня медведицу, подчёркивая, что она царит в Снежном лесу.

В ногах у меня снова закипает зуд, как недавно от призывов снегиря. За окном сверкает нетронутый снег, и меня захлёстывает неистовое желание оставить на нём свои следы. Но голос Анатолия вовремя отвлекает меня.

— Вот медвежья пещера, — говорит он, поглаживая пальцами знак на склоне горы, — здесь твоя Мамочка нашла самое драгоценное из всех сокровищ Снежного леса.

Мамочка ставит передо мной кружку сбитня и легонько целует меня в макушку. Она улыбается Анатолию, тот улыбается в ответ, не отводя по своей давней привычке взгляда, и на какой-то момент мне кажется, что мы втроём составляем единое целое. Как будто мы настоящая семья.

— Ты к нам надолго? — брякаю я не подумав и тут же жалею, видя, как Анатолий от смущения краснеет до ушей.

Мамочка склоняется долить в заварочный чайник кипятку из самовара. Поворачивает краник в его блестящем медью пузатом боку, и вырвавшийся пар удачно скрывает смущение Анатолия.

— А это что? — Мамочка указывает на малюсенький значок на карте.

Я рассматриваю треугольничек у верхушки ствола стройной берёзы. В нём буква «Н», увенчанная крошечной короной.

— Новый значок! — Возбуждение смывает мимолётный укол досады на то, что не я нашла новую пометку на карте. — И он связан с принцессой Настасьей!

Буковка «Н» с короной — явно её эмблема. Анатолий уже рассказывал мне о Настасье и даже намекал, что я могу быть её дочерью. От мысли, что моя догадка верна и что я могла бы узнать о Настасье побольше, у меня перехватывает дух, как будто я лечу с ледяной горки.

Анатолий достаёт из кармана завёрнутый в тряпицу предмет и протягивает мне. Он увесистый, еле умещается на моей ладони и даже сквозь материю холодит кожу.

Мышеловчик тут же высовывается из своей норки за очагом и, раздувая ноздри, нюхает воздух. Он у нас страстный охотник, и гордость не позволяет ему клянчить подачки, разве что Анатолий притащит нам налима. Но в свёртке что-то совсем другое.

Там плоский треугольник льдисто-голубого цвета, гладкий и прозрачный, как стекло, с острыми гранями и вершинами. В его основании Анатолий провертел дырочку и пропустил через неё кожаный шнурок, так что вещицу можно носить на шее как кулон. От неё веет неестественным холодом, как будто внутри бушует снежная буря.

Так и не унюхав вожделенного налима, Мышеловчик скорбно опускает уголки рта, но всё же чует, что грядёт очередной увлекательный рассказ, и, взбежав мне на плечо, выжидающе глядит на Анатолия.

Я вдыхаю знакомый запах Мышеловчика — пыли с землистыми нотками мускуса — и тянусь погладить его, но он отталкивает мой палец. Мышеловчик обожает сидеть у меня на плече, но нежностей не признаёт.

— Это наконечник стрелы?

Я подношу вещицу к окну, и она мерцает лучистым звёздным светом.

— Да, и это тебе, — говорит Анатолий, — он от последней стрелы принцессы Настасьи.

Его голос срывается, и он спешит отпить чаю.

— Какой красивый! Спасибо.

Я осторожно надеваю шнурок на шею, стараясь не задеть Мышеловчика, потом поворачиваюсь показать Мамочке.

— Чудесно! Очень тебе к лицу, — с улыбкой говорит Мамочка, — но посмотри, какие у него острые края! Так и пораниться недолго.

Мамочка переводит взгляд на Анатолия и вопросительно поднимает брови. Он молчит, сконфуженно потупившись.

— Хочешь послушать историю про эту стрелу? — спрашивает Анатолий.

— Ещё как хочу!

От предвкушения по моему телу разбегаются щекотные мурашки. Про стрелу принцессы Настасьи Анатолий ещё не рассказывал. Мышеловчик, тоненько зевнув, потягивается и живым воротником обвивается вокруг моей шеи.

— Начинается! Принцессы со стрелами в ход пошли, — ворчит себе под нос Мамочка, удаляется на кухню и нарочно гремит мисками, выкладывая в них принесённые Анатолием гостинцы — свежую рыбу и дичь. Но сквозь дверной проём я вижу, что Мамочка тоже навострила уши. Она ни на грош не верит его рассказам, но тоже не в силах устоять против их колдовских чар.

Пускай Анатолий рассказывает небылицы, но стоит мне окунуться в них, когда в камине потрескивает огонь и за окнами искрится снежный ковёр, и я начинаю верить, что однажды узнаю свою историю и она засияет ярче звёзд на ясном ночном небе.

— Мои истории правдивы, — шепчет Анатолий и протягивает мне пряник. Я улыбаюсь и откусываю от его мягкого круглого бочка.

Анатолий, как обычно, начинает рассказ словами: «Давно ль это было, недавно ли…»